– Ну и чего тут общего?! – Гриша возмущался, отвлекаясь от дороги. – У троих щеки со спины видно, остальные тощие, цвет волос разный, рост разный, национальность даже кажется разная!
– Ну… не скажи… Что-то общее действительно есть. – задумчиво протянула Ника.
– Да вы что, не видите, что они все… – Макс запнулся, осознав, что не может объяснить внешнее сходство между детьми.
– И все же? – Гриша покачал головой.
– О, я забыл упомянуть самое очевидное. – Максим выдержал небольшую театральную паузу. – Все двенадцать мальчиков учились в одной школе. Как тебе такое совпадение?
– Это уже лучше. – Заявление заметно исправило настрой Гриши. – Но как много школ в Нижнем Новгороде в принципе?
– Сто шестьдесят с лишним. – Максим подготовился – И на одну школу приходится на шестьсот учеников больше, чем в Москве. Думаю, мораль ты понял.
– Что образование в дерьме, и школы изо всех сил сливают в более крупные, что превращает их в колонии строгого режима и делает обучение в них скорее испытанием, чем реальным получением образования? – Гриша снова зашелся в сарказме. Это вызвало смешок у Ники и Макс снова почувствовал себя лишним.
– Это конечно тоже. Но я про то, что уж обучение их всех в одной школе причина достаточно резонная. И уж в сочетании с предыдущим…
– Приехали! – Гриша резко надавил на тормоза и Макс с Моникой оба свалились со своих мешков на пол.
***
Он забился в свою квартиру, в свое убежище, за запертой на все замки дверью и зашторенными окнами он перебирал свой заветный набор. Он хранил все в старом портфеле.
Он достал положил портфель на столешницу и откинул магнитную застежку. Достал из внутреннего кармана упаковку с ампулами. В пластиковой плашке на десять ампул осталось только три. Медленно и осторожно он поставил плашку на столешницу и вернулся к прочему содержимому портфеля: несколько инсулиновых шприцов, перетянутых канцелярской резинкой, большая пачка презервативов – распечатана и использована наполовину.
Следующим предметом был нож. Обычный складной нож с хромированным лезвием и рукоятью. Он нажал на кнопку и мощная пружина моментально выкинула лезвие. Рукоять длиной сантиметров пятнадцать, а лезвие немногим меньше. Нержавейка долго держит заточку. В его руке это оружие лежало как влитое. На рукояти и у основания лезвия осталось еще немного крови.
Рука мужчины тряслась, как осиновый лист, но он усилием воли унял дрожь и открыл в кране воду. Горячую. Руки жгло, как огнем, но ему не привыкать. Боль было тяжело терпеть, он готов был снова заплакать. Но, стиснув зубы, он выдавил немного кухонного мыла и принялся отмывать нож. Нарочито медленно, чтобы успеть ощутить как можно больше боли. Когда он закончил, кожа была красная, как вареные раки, а со лба катился пот. Он тщательно обтер нож полотенцем и положил проветриться.
Мужчина снова залез в портфель и вынул оттуда фотоаппарат. Старая мыльница на двух пальчиковых батарейках, уже больше десяти лет с ним. Как и все разы до этого он вынул из камеры карту памяти и положил ее в карман рубашки.
В портфеле был еще фотоальбом. Он дошел до своей крошечной гостинной. Сердце билось так, будто он бежит марафон. Мужчина с трудом опустился в кресло. Трясущимися руками он расстегнул брюки и спустил их. На гостиничном столике стояла коробка салфеток: он приготовил все еще когда уходил. Мужчина открыл альбом и, не отводя от его страниц взгляда, запустил руку в трусы.
