Тяжело вздохнув, Сэм отпил из бутылки и сделал своему секретарю из женской вспомогательной службы знак рукой, чтобы та вышла.
– Сожалею, Мак, но у меня очень много дел… Возможно, мы увидимся в конце недели или, если удастся, послезавтра в четыре часа…
– Нам следует выехать в «Джи-2», Сэм, завтра утром… Я хочу сказать, что ты обязан быть там, парень. Это в порядке вещей. Ведь мы же не хотим, чтобы там случилось что-нибудь непредвиденное, не так ли? Поскольку в случае чего – бог ты мой! – нас с тобой просто не выпустят оттуда.
– Где ты собираешься обедать? – спросил Дивероу. Положив трубку, он поморщился. Бутылка «Мэлокси» была пуста.
«Ты же едешь вместе со мной, и я полагал, что тебе известно об этом… Это в порядке вещей. Ведь мы же не хотим, чтобы там случилось что-нибудь непредвиденное, не так ли?»
Конечно, нет…
Дивероу тряхнул головой. Парочка в соседней кабине уставилась на него. Он опомнился и с идиотским видом улыбнулся. Нашептавшись между собой, те двое отвели глаза. Их реакция была понятной.
Под шторами арки прошел высокий человек и двинулся в глубь зала. Сэм впился в него глазами. Причем со страхом.
Это был Хаукинз. Сэм не сомневался в этом, несмотря на то, что осторожно пробиравшийся сквозь забитый людьми зал рослый мужчина имел лишь отдаленное сходство с растрепанным, жевавшим сигару Маккензи Хаукинзом, искоса рассматривавшим его через окошечко в двери пекинской камеры. И еще меньше направлявшийся к Сэму человек напоминал того коротко остриженного Хаукинза, который некогда гордо шествовал с выпрямленной спиной, печатая шаг, словно маршировал на параде под оркестром. Прежде всего в глаза бросалась бородка в стиле Ван Дейка. И хотя Хаукинз только что отпустил ее, она уже успела отрасти и выглядела довольно ухоженной. Изменилась и прическа. Его волосы не только стали длиннее, но и были подстрижены таким образом, что седоватыми волнами спадали ему на уши. В целом он выглядел весьма презентабельно. Что же касается его глаз, то увидеть их было нельзя – из-за темных очков в светлой оправе из черепахового панциря, придававших ему вид ученого или даже дипломата без всякого намека на таинственность.
А его походка? Боже милосердный! Армейскую деревянность Хаукинза сменила, черт побери, элегантность обладающего вкусом человека. И вообще во всей его фигуре и манере держаться появились расслабленность и мягкость, некая естественная пластичность, характерная больше для Палм-Бича, нежели для Форт-Беннинга.
– Я заметил, как ты наблюдаешь за мной, – сказал Хаукинз, входя в кабину. – Не так уж и плохо, а, парень? Никто из этих дерьмоносцев не остановил меня. Что ты думаешь по этому поводу?
– Я удивлен, – ответил Сэм.
– Ну и зря, парень… Первое, чему необходимо учиться при переходе границы, так это способности адаптироваться в новых условиях. Не только к природной среде, но и, главным образом, к местным привычкам и поведению. Это своеобразная форма психической войны.
– Что ты городишь?
– Мы за линией фронта, Сэм, на вражеской территории. Неужели до тебя не доходит это?
Хаукинз элегантным движением помешал лед в коктейле. И затем перешел к тому главному, ради чего он и затеял этот обед с Дивероу. Это же главное заключалось всего в одном, но весьма взрывоопасном имени – генерал-майор Хизелтайн Броукмайкл… Совсем еще недавно служил в штабе американских войск в Бангкоке, а ныне пребывал в Вашингтоне в полном забвении.
