Именно страх мешал разглядеть, что они несли в себе. Его сны теперь представлялись Макару, как длинная вереница окон, за которыми жил своей странной, зачастую пугающей жизнью другой непонятный ему мир, отгороженный от него лишь тонким, мутным стеклом реальности. И в эти окна каждый раз, как только сон размывал границы между мирами, бились, пытаясь достучаться до него, самые близкие ему люди. А он не видел всего этого за застилавшей ему глаза пеленой страха. Про суицид Макар уже не думал. У него появилась новая цель в жизни, пускай бредовая, нереальная, но она появилась. И если в конце пути будет тупик, так тому и быть, но он разобьёт это грязное окно между мирами, отделяющее его от любимых. Он очень устал от сомнений, давивших на него гранитной глыбой, которая, наконец, свалилась с его плеч. Стратегия ясна, теперь разработать тактику, то бишь где и каким образом искать пресловутого Проводника, который доведёт его до нужной двери. Макар чувствовал, что логика в этих поисках будет плохим советчиком, скорее, нужно будет опираться на чувства и интуицию, которая у Макара, по его мнению, была на рудиментарном уровне. «Ну да ничего, будем справляться чем есть». Вскочив на ноги, Макар нанёс серию ударов руками и с резким выдохом завершил связку правым маваши в голову. Удовлетворённо хмыкнув, отметил про себя: «Есть ещё порох в пороховницах!»
Повернувшись к клёну спиной, он направился в сторону домов, скрытых сейчас небольшим леском. У него осталось одно срочное дело. Сегодня был ровно год после похорон, что бы ни случилось дальше, надо навестить могилки. Кто знает, а вдруг это чем-то сможет помочь. Хотя каким образом, Макар не представлял. Он всё дальше отходил от клёна, идя лёгкой пружинящей походкой человека, вновь обретшего твёрдую почву под ногами.
Глава 2
Лиза Камушкина стояла в ванной и делала вид, что умывается. На самом деле она уже умылась, а сейчас открыла воду посильней, специально, чтобы не слышать ругани, раздававшейся из кухни. Мама с отчимом совершали ежеутренний ритуал, что-то вроде «С добрым утром!», только более эмоционально. С угловатой подростковой фигурой, чью худобу лишь подчёркивали высокий рост и сутулость, Лизавета походила на мальчика, если бы не длинные белые волосы. Лицо можно было бы назвать миловидным, только вот глаза… Смотрящие всегда прямо и мимо, как бы насквозь, похожие на два солёных озера, в которых уже ничего не отражалось.
Свою инвалидность Лиза получила в три года. Пьяная мать уронила её, когда хотела искупать, и падая, девочка ударилась головкой о край ванны. В больнице мать сказала, что дочь выпала из коляски. Это уже потом, в приступе пьяного раскаяния, мама рассказала ей правду, прося простить её, стоя на коленях. Правда, к утру раскаяние сменялось похмельем и полной амнезией. Врачи были уверены, что девочка не выживет, но ребёнок, наперекор всему, остался в живых, расплатившись за это возможностью видеть и шрамом на затылке. Зрение покинуло девочку не сразу, но достаточно быстро. К своим тринадцати она уже три года ничего не видела.
С потерей зрения у девочки постепенно развилось чувство предвидения. У неё часто получалось предугадывать беду, которая грозила ей непосредственно в данную минуту (своеобразный бонус за слепоту). Таким образом она не единожды избежала гибели под колёсами машины, а один раз спасла незнакомого человека, дёрнув его назад за одежду из-под пронёсшегося мимо мотоцикла.
