В дополнении всей этой удручающей ситуации последних дней мы так и не помирились с Денисом. Я была на него так зла, что обрывала любые попытки завести разговор. Эмма болела уже восемь месяцев, но именно Денис принял решение скрыть от меня этот факт. И с одной стороны в эти дни подготовки к похоронам Тамары Валентиновны, я должна была быть поддержкой для мужа, но с другой – разве имел он право принимать такое решение без меня и за меня?
Но когда наступил день похорон, я стояла рядом, держа мужа за руку. Зарыла топор войны, решив, что в такой момент точно нельзя выяснять отношения.
Сходили на отпевание в церковь. Мы все делали с небольшим опозданием – обычно хоронят и отпевают на третий день, мы же смогли это осуществить на шестой. Нам потребовалось несколько дней, что решить вопрос с вывозом Тамары Валентиновны из Каракаса. На третий день после смерти мы полетели в Россию и тут еще несколько дней разбирались со всеми бюрократическими вопросами.
Когда стояли над могилой матери Дениса и смотрели, как закапывают гроб, Денис так сильно сжимал мою руку, что, казалось, треснут кости. Но я молчала, понимая, что сейчас просто должна быть рядом.
Сложно разделить чужую боль и даже элементарно осмыслить. Говорить “я понимаю, что ты чувствуешь”, я считала неправильным, кощунственным. Да, я тоже теряла родителей. Но каждая боль потери – она невероятно личная, уникальная. И сравнивать такое нельзя. Мне не хотелось быть высокопарной, бросать лишние слова в пустоту, да и Денису, думаю, это было не нужно, поэтому я лишь раз за разом крепко его обнимала и повторяла “я рядом”.
Мы с ним уже давно как одно целое. Столько лет вместе, столько лет рядом. Семь лет брака – целая жизнь. Мы узнали друг друга разными – грустными и веселыми, печальными и счастливыми. И столько всего было между нами, с нами. И вот сейчас я хотела просто быть его опорой и поддержкой. Также как он был все эти года для меня.
Мы приезжаем домой уже вечером. На похороны пришли старые подруги Тамары Валентиновны, соседи. Родственников у них с Денисом больше не было. Помянули в квартире, где столько лет жила семья Самойловых. Несмотря на то, что последние три года Тамара Валентиновна прожила в Венесуэле и не собиралась возвращаться, их квартиру в Москве так никто и не продал. Да и сейчас Денис, видимо, пока не планировал это делать. Я видела, как он зависал, разглядывая фотографии на стенах, насколько тяжело ему было заходить в родительский дом, а потом и покидать его.
Я ухожу купать Милу, которая полна энергии и щебечет о том, что сегодня с ней происходило. Оставить дочь было не с кем, поэтому она провела этот день с нами, но на удивление гнетущая атмосфера на нее особо не повлияла. Я очень переживала, что похороны станут для нее тяжелым испытанием, но в итоге она вела себя тихо и спокойно. И вот лишь вечером вновь включила свой обычный неугомонный режим.
Рассказывает она обо всем подряд: как тетя Эмма ей читала какой-то рассказ, как она нашла паука под лестницей. И еще миллион событий, которые произошли с моей активной дочкой всего лишь за один день. Я усмехаюсь, удивляясь, как легко она находит в простом дне столько интересного и увлекательного.
Когда Мила засыпает, я спускаюсь вниз в поисках Дениса. Думала, он уже лег спать, но в спальне его не оказалось. По крайне мере, когда мы ехали домой, он выглядел таким разбитым и уставшим, что я была уверена – он уснет, едва коснувшись подушки.
