Но мы же как раз пытались все наладить. Мы поговорили об эмоциональной самоотдаче. И мы двигались в нужном направлении, по крайней мере, некоторое время назад. И продолжим это делать снова, как только я разгадаю секрет магической формулы, которая и поможет нам в этом. Потом я дошла до той части эссе, где Сара описывала, как ее муж делал все, о чем она его просила, и даже более того – готовил завтрак, мыл посуду, помогал ухаживать за детьми. Казалось бы, ситуация выглядела не такой уж безнадежной, но я должна была догадаться, что все не так просто. И тут я дошла до ее главной мысли. «Все всегда возвращалось на круги своя, – пишет она. – Какая-то часть меня понимала, что все так и будет постоянно откатываться на исходную. И так будет продолжаться вечно. Единственное, что я буду потом вспоминать о своей жизни, – это то, как я была чьей-то вечно недовольной женой». Потом в телефонном разговоре я спросила Сару, был ли в ее случае явный переломный момент, после которого она поняла, что неравное распределение обязанностей в ее семье уже начало превращаться в неразрешимую проблему. Я упорно хотела знать, замечала ли она какие-нибудь тревожные сигналы приближающейся катастрофы, но она сказала то, что я больше всего боялась услышать, – что перекос в разделении общих забот между ними всегда был таким значительным, особенно после рождения двоих детей. Она рассказала мне о своем муже, который всегда действовал из лучших побуждений и просто не понимал всей сути проблемы. С тем же успехом она могла бы описать мне мою собственную жизнь. Ее муж вырос в семье, в которой отец никогда не обременял себя никакими хлопотами о доме и детях. Когда Сара просила мужа помочь ей, она чувствовала его внутренний протест: «Но ведь это меня не касается». Он был очень горд собой, когда складывал посуду в посудомоечную машину, и ждал от Сары благодарности, если не похвалы. Сара же загружала посудомойку в три раза чаще, чем он, и никто этого даже не замечал. Если же она заводила разговор об эмоциональной самоотдаче, то он всегда заканчивался тем, что именно она оказывалась в роли вечно всем недовольной жены. Иногда ее муж начинал заниматься самобичеванием по поводу того, что делает недостаточно много. И тогда у нее возникало такое чувство вины, что гораздо проще было без лишнего шума сделать все необходимое самой. Нечто похожее происходило и с нами. Я как будто смотрелась в зеркало.
Я старалась вспомнить, как начинались наши отношения с Робом, чтобы попытаться найти разницу между ними и историей Сары и ее мужа, ту разницу, которая помогла бы мне вновь поверить в то, что у нас все будет хорошо. Я хотела твердо убедиться в том, что у нас все иначе. Мы с Робом начали встречаться в старших классах. Когда нам было по семнадцать лет, наши общие друзья пригласили нас на свадьбу. Само собой, мы должны были что-то подарить, и уже тогда выбирать подарок пришлось мне. Я купила вафельницу, красиво упаковала ее и подписала открытку от нас обоих. Пока мы ехали в машине на свадьбу, воздух дрожал от напряжения. Роб ужасно нервничал из-за того, что мы были приглашены как пара, хотя он и не говорил этого вслух. Но я обо всем догадалась сама, потому что он все время молчал и не захотел взглянуть ни на меня, ни на наш общий подарок. Напряжение в машине становилось просто удушающим. Когда он украдкой бросил взгляд на коробку с подарком, я спросила, не хочет ли он узнать, что внутри. Он ответил, что ему все равно. Я закатила глаза и спросила, может, мне стоит вовсе вычеркнуть его имя на этой дурацкой открытке.
