Мне нужно сходить в душ. Срочно. И Пашу отправить. Потому что сейчас он какой-то слишком домашний, слишком… мой.
Мы сейчас два провокатора.
— Но ведь все зависит от приоритетов, — говорю я беспечно.
— Согласен. Если уж начистоту, восемьдесят процентов офтальмологов проводят жизнь в поликлиниках, выписывая бабушкам очки. — Паша опирается спиной на кухонный гарнитур, и мне отчего-то не хочется, чтобы он уходил. Органично здесь смотрится, на моей кухне. Со своими саркастическими шутками и властными замашками. — Так себе карьера. В бесплатную ординатуру пробиться почти нереально.
— Но ты ведь пробился.
— Только в Москве. Потом вернулся.
— Мне кажется… — Я подхожу к нему на цыпочках, хочу наклониться и понюхать его, но вместо этого кладу ладони на грудь, — ты бы и так не пропал. К тебе была бы самая длинная очередь из бабушек.
Паша тянется, чтобы поцеловать, но я выскальзываю из его объятий. Потому что если он поцелует, то мы точно пойдем дальше.
Пульс и без того частит. Я ощущаю на себе взгляд Адомайтиса ежесекундно.
Пока достаю из шкафа вазу, пока набираю воду, ставлю цветы на стол. Безумно красиво! Вау.
— Как ты относишься к рису с курицей? — говорю бодро. — Мое фирменное блюдо. Полуплов, но в сто раз легче. Для ужина идеально.
— Положительно, — отвечает Паша, улыбаясь.
— Пока я разогреваю, можешь раздеться. Сушильная машина в ванной. Если ты действительно согласен отвезти меня на вокзал, то лучше это сделать в сухой одежде. Все же мороз.
— Раздеться — это я могу, — смеется Павел и, широко зевнув, идет в ванную.
Я заявляюсь в зал минут через десять после быстрого душа в домашнем костюме — черные легинсы и короткая белая футболка. С тарелками риса в обеих руках. Паша сидит на диване, вокруг его бедер обернуто мое розовое полотенце.
Я, честное слово, ожидала, что он раздет! Была готова увидеть его в трусах. Но все равно на секунду застываю, впиваясь глазами в гостя.
Сложен Адомайтис отлично. Даже слишком… Очень, просто очень много темных волос на ногах. И руках, особенно до локтей. Хотя грудь и живот практически голые. Под моим взглядом Паша будто смущается, мышцы на животе напрягаются, словно я коснулась их холодной рукой.
Зря он стеснятся. Выглядит уютным и одновременно сексуальным.
— Тебе идет, — улыбаюсь, кивнув на полотенце. Подаю ему тарелку и столовые приборы. Устраиваюсь рядом.
— Никогда не видел так много розовых оттенков на ткани. Сегодня ты меня просто поразила в самое сердце.
— Раз наш глаз способен различить все эти оттенки, почему бы этим не воспользоваться, — подшучиваю я над его профессией.
На самом же деле на этот набор была скидка. Он меня саму раздражает, но эта жадность…
— А ты знаешь, благодаря чему у человека появилась эта способность? Видели бы двенадцать цветов, да и ладно.
— Полагаю, снова дело не в чернике.
— Увы. Млекопитающие лишились цветного зрения, и только наши предки-приматы вновь развили у себя эту возможность благодаря…
— Драматичная пауза! — Я размахиваю вилкой.
— Ага. Змеям. Когда ты с бешеной скоростью перепрыгиваешь с дерева на дерево, то крайне полезно различить среди веток ядовитую тварь.
— Я что-то такое читала, кстати. Интересная гипотеза. Спасибо удавам, теперь у нас миллион разноцветных тряпок в гардеробе.
— Да. Это все удавы.
Я украдкой поглядываю на Пашину грудь. На плоский живот… Резко снова на плечи, шею. Закусываю губу и отвожу глаза. Включаю телевизор.
