В старые годы первый танец принадлежал герцогу и герцогине, к которым постепенно присоединялись сначала аристократы, а потом и простонародье. В старые годы в Мирии умели и любили веселиться, не считая радость грехом. Увы, теперь Санданга с каждым разом становилась все сдержанней. Герцог Энрике и герцогиня Эвфразия еще выходили к подданным, но веселья это не добавляло. Напротив, под взглядом худой, закутанной в белое герцогини радоваться жизни не хотелось. Люди угрюмо жались по краям площади, а музыканты честно играли танец за танцем, пока супруга монсигнора не поднималась с места, но лишь для того, чтобы покинуть площадь. Следом уходили герцог и те из нобилей, что не желали навлекать на себя гнев Господень. Только после этого кто-то особенно смелый, или пьяный, выскакивал на вылизанную площадь, подавая сигнал к веселью, которое и в подметки не годилось тому, что было при отце герцога Энрике. В те поры рассвет встречали в танце, сейчас расходились задолго до восхода, предпочитая берег моря или все еще многочисленные таверны городской площади. Поговаривали, что циалианки на исповеди выспрашивают имена самых ретивых танцоров и певцов, не говоря уж о байланте. Да, Санданга в Мирии переставала быть праздником.
Хосе Рафаэль Николас Мартинес Кэрна ре Вальдец затянул на талии алый шелковый шарф и засунул за него нож, с которым не расставался с пятнадцати лет. В ночь Санданги молодые нобили одеваются как байланте. В нынешние времена, правда, на такое мало кто отважится, но это их трудности. Он мириец, а не монах, и скорее перестанет быть первым, чем станет вторым.
Рито отсалютовал своему отражению и выскочил из комнаты, чтобы присоединиться к отцу. Так и есть. Двор вырядился не для праздника, а для похорон! Тяжелые закрытые платья женщин, нарочито строгие одеяния мужчин, ни тебе ярких платков, ни цветов и лент, подаренных возлюбленными. Наследник герцога Энрике обвел глазами собравшихся. Тоска! Только Рената Ллуэва рискнула одеться не как капустница, а как мирийская ноблеска. Роскошные черные волосы маркизы украшали цветы магнолии, еще один цветок был приколот к корсажу кружевного черного платья, подол которого был заколот, позволяя видеть пену алых нижних юбок и узкую ножку в изящной туфельке. И так немыслимо красивая, сегодня Рено была особенно хороша, глаза блестели, на смуглых щеках пылал румянец, похожий на отблеск заходящего солнца, в изгибе крупного чувственного рта таился вызов. Женщина слегка поигрывала веером и громко смеялась, но Рафаэль знал возлюбленную отца не первый год. Рено что-то затевала, что-то отчаянное, ее веселость была не то чтобы наигранной, но какой-то излишне резкой. Рито знал это настроение, приходившее к нему перед сложной байлой, но что задумала эта дикая кошка?!
Рафаэль восхищался Ренатой, чуть ли не открыто дарившей свою любовь герцогу и не боящейся никого и ничего. Любовница Энрике и его сын выступали плечом к плечу против ненавистной капустницы и, как могли, защищали Даро. Рафаэль отыскал сестру, чинно сидящую в уродливом белом платье между матерью и наставницей, но невероятную красоту девушки не могли погасить ни почти монашеская одежда, ни испуганный взгляд. И такую запереть в монастыре среди старых кочерыжек?! Последнее время Рито все сильнее склонялся к тому, что из Мирии нужно бежать. Если бы в Даро была хотя бы искра того огня, что пылает в Рено! Но в их семье, похоже, все непокорство досталось ему. Рафаэль любил сестру в той же степени, что ненавидел Дафну. Его трясло от мысли, что малявка окажется в руках этой тухлой рыбины, про которую рассказывают всякое. Магия магией, но несколько юных цветочниц пропали вскоре после того, как их заприметила проклятая капустница. На мужчин она не смотрит, но вот на женщин... А красота Даро закружит голову кому угодно.
