– В штаны можно не заглядывать, – констатировала я. – Там та же история, верно?
Скачков потупился.
– И станок ты, конечно, с собой в башню не взял?
Он покраснел еще гуще.
Напоминать ему о попытке свести счеты с жизнью было жестоко, но щадить бойца я не собиралась: будет впредь о матери думать, а не только о своей трусливой заднице. Я приподнялась на цыпочки и пошарила на полке – так и есть: в самом углу валялся старый станок со ржавым лезвием.
– Лезвие помыть, – приказала я. – Лобок и подмышки обрить.
Уши бойца достигли цвета молодой свеклы.
– А ты как думал – я тебя в свою кровать вместе со вшами положу? – окончательно добила его я, не став объяснять, что у меня есть и вторая кровать – в гостинице. «Как же так, Портос? – мысленно укорила я командира полка. – Чем у тебя в прачечной занимаются? Водку жрут?»
– Помоешься, белье не надевай, я его прокипячу.
– А как я… буду? – растерялся солдат.
– Простыней обернешься. Господи! Тебя ж еще и покормить надо!
Когда Петр поел, я уложила его в железную старухину кровать и села рядом. Расспросив его о службе, я подтвердила себе все, что и так уже поняла. Вагоны с оружием приходили и уходили регулярно: в Находку, Мурманск и Новороссийск – определенно на экспорт. Здесь обычное воровство было вообще исключено: конвой внутренних войск следил за грузом очень жестко, а списать зенитную установку – не то же самое, что пару ящиков гранат. Кроме того, с резервных складов пополнялись запасы пяти-шести близлежащих воинских частей – в основном после учений. В этом случае за боеприпасами приезжали на «Уралах», иногда – на «шестьдесят шестых». Списывали то, что время от времени воровали солдаты, скорее всего на учениях. Зачем Гром привлек меня к этой операции, я не понимала: здесь был бы полезен человек типа Юрия Ивановича из облфинотдела. Хотя кто сказал, что и он тоже не принимает участия в операции и не занимается сейчас как раз этим? А пока мне предстояло «разрабатывать» прапорщика своими средствами – приказ есть приказ.
Петр задергался в постели, застонал, забормотал что-то жалобно и просяще, и я подсела рядом.
– Тише, тише, Петя, – прошептала я и положила на него руку.
– А-а, – сквозь сон радостно заговорил солдат. – Испугались, суки!
Я засмеялась, накинула кофту и пошла к выходу: мне нужно было сообщить, что рядовой Скачков нашелся, и сделать так, чтобы озабоченный побегом Портос не отменил намеченную на завтра охоту. Только водка и неформальная обстановка могли помочь мне подобраться к прапору вплотную.
На улице уже стемнело, и, пока я шла к штабу полка, меня обогнали пять или шесть рот солдат, во всю глотку орущих свои строевые песни.
«Са-агреваешь ла-асково, се-ера-я шинель!» – пели одни.
«Не плачь, дев-чо-он-ка, прой-дут дож-ди!» – пытались перекричать их другие.
Вся моя жизнь была связана с армией еще с тех времен, когда живы были погибшие потом в Карабахе папа и мама, а мы кочевали из гарнизона в гарнизон, и я вдруг поняла, чего мне так остро не хватало в пропахшем пивом, сдобой и семечками, насквозь штатском Тарасове – мне не хватало армии…
Портос все еще был на работе: из кабинета командира полка один за другим вылетали красные, испуганные или разъяренные офицеры – поиски Скачкова были в полном разгаре.
– Товарищ подполковник, подождите! – крикнула я еще из коридора. – Не отправляйте никуда офицеров! Скачков нашелся!
Офицеры замерли. Я вдруг подумала, что, если бы меня не было в части, Портос просто подал бы в розыск и спокойно лег спать.
