Дими помолчал и добавил:
– Отец проклял бы нас всех… – Он умолк, потому что голос его дрожал.
Шарль сказал:
– Тогда, я думаю, хорошо, что в Сеньи никакого вампира нет.
Все вытаращились на него. Потом Дими улыбнулся, а следом заулыбались остальные. «Они поняли, и это главное», – подумал Дими.
– Долго нам ждать? – спросил Жан-Люк.
Дими глянул на восток.
– До заката, наверное… – И тут же резко добавил: – Нет. По коням!
Над твердыней Верцингеторига вспыхивал гелиостат: вращающееся зеркало сообщало всей Империи, что один из ее стратигов отошел в мир иной.
В рукотворной пещере, залитой светом пламени, гулко отдавался голос солнечного вестника – посвященного, стоящего лишь на одну ступень ниже отца.
– О владыка! Я заново родился и умираю, ликуя. Рождение, дарующее жизнь, дало мне бытие и освободило меня от смерти. Я ухожу, как ты повелел…
Гроб висел на железной сетке над помостом в конце митреума. Дими, в черном одеянии и черном вороновом капюшоне, чувствовал запах нафты и собственного пота.
Солнечный вестник читал молитву Юлиана Мудрого, императора Византии:
– …огненная колесница понесет тебя к Олимпу в кружении вихря; ты освободишься от проклятья и усталости твоих смертных членов. Ты достигнешь отчих дворов вечного света, откуда ушел, дабы войти в человечье тело…
Пламя взметнулось от пола, мешаясь с ветром; языки огня взвивались и ревели, словно львы пожирали гроб с телом мертвого льва.
Дими мысленно возблагодарил Митру, что капюшон скрывает его глаза.
* * *
Смерть одного человека не могла поколебать Империю. Карактак, предводитель конницы, стал временным военным командующим, административные обязанности наместника взял на себя Лукиан. Казначеи и писари после трех дней траура вернулись к работе. Из Города ждали нового стратига – его должны были прислать в самом скором времени. Вот и все, что произошло на имперском уровне.
На домашнем уровне Димитрий меньше общался с семьей и больше с друзьями. Мать каждый день ходила в храм Кибелы; она теперь сама готовила себе еду и посыпала каждое блюдо аликорном, более драгоценным, чем золотой песок. Дядя Филипп при виде Дими мрачно улыбался. Он сделался уклончив и молчалив, что было легче переносить, чем его прежние вспышки, но отнюдь не успокаивало.
А в декабре Шарлю и Роберу предстояло стать воронами. Ничто больше этому не препятствовало.
В октябре завершили строительство нового дворца. Лукиан договорился, что Дуки с их личными слугами могут жить в старом доме, сколько захотят; какие-то административные проволочки мешали им вернуться в греческое имение.
Разумеется, часть старой мебели должны были забрать в новый дворец, но семья вполне могла обойтись несколькими комнатами. Шпалеры, включая «Разделение Галлии», свернули и унесли; в жилых комнатах для защиты от холода и сквозняка повесили обычную ткань. Чтобы не беспокоить Дук всякий раз, как ему нужна очередная книга, Лукиан распорядился перенести библиотеку во дворец на холме. Из-за архитектурных особенностей дома единственное отхожее место, которое они решили оставить, оказалось и самым неудобным.
В последнюю ночь ноября Димитрий пошел из своей спальни на кухню – взять ломоть хлеба и немного подогретого вина. На обратном пути он остановился перед Алезийской фреской. Единственный тусклый светильник подрагивал, и тени как будто оживляли нарисованные фигуры. Галлы сражались в беспорядке грубыми крестьянскими орудиями. Легионеры надвигались строем, молот Империи.
