Кудрявые волосы поредели. И лысина, проклюнувшись на макушке, расползалась этаким уродливым пятном, будто плесень, право слово. Округлое лицо утратило детскую припухлость, зато обзавелось взрослой щетиной и отвисшими щеками.
Волосатые руки.
Клетчатая рубашка, будто оставшаяся с тех давних времен. Помнится, отец такие любил. Джинсы. И старый ремень.
- Неплохо выглядишь, братишка, - примиряюще сказал Томас.
Если кто и может знать, что случилось той ночью, это Даг. Он всегда любил подсматривать. Вечно следом ходил и ныл. Порой жаловался родителям.
И тогда Томасу прилетало.
- И ты ничего, - Даг плюхнулся на стул. – Пить будешь?
- Воздержусь.
- Брезгуешь?
- Голова болит, - почти не соврал Томас. Голова и вправду болела. Когда сильнее, когда слабее. Сейчас вот боль отступила, превратившись в тень самое себя. Но пить ему настоятельно не рекомендовали. А прибывший из Тампески менталист сказал, что Томасу следует в церковь заглянуть.
Помолиться.
И вообще, он может считать, что во второй раз родился.
В третий. Томас точно это знал, но спроси кто, почему, не ответил бы. На счастье его никто подобным вопросом не задавался.
Даг махнул рукой.
- Пива… чистюля. Совсем нас позабыл.
- Прости. Дела.
- Ага, - сказано это было так, что стало понятно: в существование этих самых абстрактных дел Даг не верит. И правильно делает. Томас и сам не мог бы сказать, отчего он столь упорно избегает появляться в городе. Даже когда случался отпуск, Томас предпочитал проводить его где угодно, только не дома. И причины находил веские, как ему казалось.
Теперь эти причины казались смешными.
- Я по делу, - задушевной беседы не получится. Но Томас должен спросить. – Помнишь Берта?
- Ага.
Даг одним глотком ополовинил бутылку.
- И ту ночь, когда… его не стало.
- Когда ты его пришиб.
- Что?
- Мамка велела молчать, - Даг вытащил из кармана отцовский портсигар и постучал им по стойке, нарочно привлекая внимание. – Но мамки нет. И папашка спился… знаешь, как он меня драл?
- Знаю, меня он тоже драл.
- Но не в пьяном угаре. Ты уехал и все. Забыл. Будто и не жил здесь.
- Ты на это обижаешься?
- Я? – Даг откинул крышку и вытащил мятую папиросу. Курили в баре много и всегда, и сигаретный дым, собираясь под низким потолком, красил его в серый цвет. Ближе к полуночи дыма станет так много, что старенькая вентиляция окончательно им захлебнется. Он спустится к полу, прикрывая разноцветные осколки. Он поднимется и укроет раздолбанные мишени, в которых время от времени застревали дротики. Он пропитает одежду и волосы людей, здесь собравшихся.
- Я не обижаюсь. Чай, не дитё. Я говорю, что из-за тебя все разладилось. После той самой ночи…
- Я ее не помню.
- Что, совсем? – вялый интерес и недоверие.
- Совсем. Я даже не помню, что к Эшби заглядывал накануне. К ним пошел, увидел дом и поплыл. Сказали, что блок стоял.
Врать брату смысла не было, тем паче информация была не так, чтобы закрытой.
- Он слез, но память порушил. И теперь я разобраться хочу, что там случилось.
- А хрен его знает, что там случилось,, - меланхолично отозвался Даг. – Вы ж меня не взяли. Я просил, а вы не взяли… вечно вдвоем. Я помню.
Он допил пиво и махнул рукой, призывая новую бутылку, которая появилась во мгновение ока.
- Я хотел в окно вылезти. Даже пригрозить думал, что все расскажу, только заснул. Ждал, ждал и заснул. Случается с детьми… выбегался накануне. Проснулся уже от голосов.
