Древнее проклятье - страница 20



– Совсем тебя замучили? Одни глаза остались! Садись. Сейчас на стол накроют.

– Прошу прощения, – отказывать Досточтимой Кормилице было чревато, но приказ Императора не терпел отлагательства. – Я должна сегодня же отправляться в путь, а еще предстоит много неотложных дел.

– Подождут. Все подождут, и Хансо-ран тоже. Не беспокойся, ему передали, что без беседы я тебя не отпущу. А что до остального… отправь своим людям приказ.

По её знаку принесли бумагу, кисть и черную тушь.

Вот что писать? Я планировала оббежать питомник и лично раздать указания на время своего отсутствия. Да и вещи собрать надо.


      Но Соно словно не понимала моего замешательства.

– Слышала, в твоем ведомстве настолько хорошо все устроено, что слуги могут работать без надзора старших. Откроешь секрет, как тебе это удалось?

– Я тут ни при чем. Просто они любят свое дело. И не брезгуют учиться, – я наскоро черкнула несколько указаний для Куён и Линен. Одна должна была передать мои инструкции Сунунгу и сама кое-что сделать. Вторая – собрать в дорогу все необходимое и назначить сопровождение – смышленую служанку. Под защитой ёнмирана мне нечего опасаться, но по местным правилам знатная дама не может отправляться в путь без целого сонма прислуги. Уже то, что я решила обойтись одним человеком, бросало тень на мое имя.

– Немедленно доставьте в усадьбу Мастера над Собаками! – велела Соно, едва свиток был запечатан. И пообещала: – Не беспокойся, все успеешь в срок! А теперь раздели трапезу со старухой. Знаешь ведь, как я не люблю есть в одиночестве.

Родом из простых людей, Соно возвысилась, выкормив грудью императорского отпрыска. И теперь её статус был выше, чему у некоторых чиновников, вхожих в Зал Советов.

Это накладывало на женщину определенные ограничения. Так, она мало кого могла пригласить к обеду, не смея нанести ущерб имени своего воспитанника. Мой визит стал для неё подарком. Но все же было ясно: дело не только в этом. Настоящая причина приглашения Соно откроет чуть позже. А пока нужно просто придерживаться приличий и следовать правилам.

Чай неторопливо лился в фарфоровые пиалы, тонкие, как лепестки лотоса. От тепла нарисованные на их стенках сливовые ветки покрылись бутонами еще не распустившихся цветов.

– Чудесно, правда? – Соно углядела мой интерес. – Художники в Императорской мастерской придумали, как добиться того, чтобы краска была видна только, когда в посуду налита горячая вода. Это похоже на волшебство.

И она протянула мне пустую чашку.

На хрупких стенках – ни одной «лишней» линии. Как ни смотрела, а не заметила, где прорисованы бутоны.

– В жизни тоже многое скрыто от глаз. Иногда, чтобы увидеть, требуется кипяток…

Она говорила о нас с Хансо-раном! Но почему выбрала такой витиеватый стиль? Соно всегда выражалась прямо. Значит, есть причина.

Я покосилась на служанок. Сервировав стол, они отступили на несколько шагов. Недостаточно, чтобы не слышать того, о чем говорится в беседке. За Соно следят? Но кто? И зачем?

Спрашивать напрямую не стала, просто подхватила:

– Мастера и вправду волшебники. Но, как бы они ни старались, фарфор остается фарфором: слишком хрупкий, чтобы выдержать очень горячую воду. Или излишне холодную.

Соно улыбнулась. Она поняла аллюзию.

– И все-таки этот материал довольно крепок. Прежде чем стать фарфором, глину месят, отбивают, выдерживают в земле. А потом отправляют в печь. И жар там сильнее, чем жар от горячего чая. Фарфор становится вечным и при должном обращении переживает не одного своего владельца. Его передают по наследству, преподносят, как драгоценность, а потом окутывают легендами.