Древо Миров. Том 4. Освобождение - страница 2

– Экий ты бездарь! Ну конечно есть. Их полно в округе этого города. Ведь место это является одним сплошным захоронением, причем даже не прошедшей эпохи, а предыдущей, если верить летописям и преданиям. Этот город был основан в такую давнюю эру, что даже те, кто жил здесь после, мало что помнят о былых славных временах и эпических героях, что приплыли сюда из величайшего, но прочно забытого прошлого, этого нынче погибающего мира.

– Подскажешь куда идти? – Я подобрался, словно гончая, наконец, увидевшая достойную дичь.

– Подскажу, подскажу, молодой человек, но и ты меня не забудь, если раскопаешь что-то стоящее. Все что не пригодиться тебе, я выкуплю у тебя за честное серебро и золото. Договорились? – Старик вернул мне жезл и посмотрел выжидательно.

Я кивнул в ответ, забрал свое оружие и после того, как Хомун начертил на листке бумаги кривые каракули, которые можно было лишь с огромной натяжкой принять за карту, двинулся в трактир, чтобы хорошенько поужинать и залечь спать перед новой, интересной дорогой.

Я открыл глаза и понял, что лежу в постели, причем эта комната мне знакома, хотя я точно был уверен, что уже давно в ней не был. Я понятия не имел, как тут оказался и сколько времени прошло с того момента, как я поднялся в Черную башню. Последнее мое воспоминание было…

Я вдруг осознал, что моя память, которой я так гордился и которая была способна воспроизвести любой момент из моей жизни, начиная с того дня, как я обнаружил, что имею дар, вдруг дала сбой. Я нахмурился и попытался вспомнить, что произошло с того момента, как я запустил этой треклятый Ритуал. Воспоминания вызывали ощутимую боль, словно сознание сопротивлялось моим попыткам вспомнить этот день, но я давил всей своей ментальной силой, заставляя видение распахнуться мне навстречу и показать мне всё то, что видели мои глаза. Голова загудела, как разбуженный пчелиной рой, она попыталась разболеться, чтобы я оставил ее в покое, но я продолжал давить, усилием воли подавляя наведенную боль и прочие физические неудобства, которыми она пыталась защититься от вмешательства в нее, моего чистого разума. Последний барьер пал, и я наконец-то увидел:

«Я стою у Ведьминого сердца и качаю в него энергию. Потоки Истинного Огня проходят через сапфир, который я держу перед глазами, и преломляются в нем, делясь на два равноценных потока, один из которых питает шар перед моими ногами, а второй устремляется в сердце Башни, так же напитывая его моей силой. Два шара бушующего в них Огня, которые я хорошо вижу сквозь голубой камень перстня Владыки, постепенно разгораются, превращаясь в ослепительные источники света. Переполнившись, они начали отдавать часть своего сияния начертанному между ними узору из двух спиралей, вложенных друг в друга. Я чувствую, как силы мои подходят к концу, но продолжаю питать эти два артефакта. Спирали постепенно разгораются, устремляясь друг к другу, чтобы соединиться в самом центре завитка Трискелиона. В левом кармане лопнул, полностью иссякнув один из амулетов, до этого доверху заполненный манной. Следовательно, он уже пуст и выбран до конца, хотя я и не заметил, как закончились мои собственные запасы, и я начал пользоваться заемными. Я ощутил, как нагревается второй и последний из тех, что еще служили нам с Сэмом на Южном континенте и были вновь заполнены моим запасливым другом в царстве эльфов. Конечно, было еще и кольцо магистра, на моем пальце, но этот экстренный запас я старался никогда полностью не опустошать. Тем временем, огненные дорожки, наконец, соединились, и я даже сквозь сапфир увидел, как ярко теперь пылает Первозданным Огнем прямая и обратная спирали Луча Великого Знака. Энергия все еще текла из меня, но уже значительно медленнее, словно ненасытный зверь уже утолил свой голод и теперь лишь вяло покусывает свою жертву, полностью насытившись ее кровью и плотью. Это радовало меня, так как я едва стоял на ногах, полностью опустошенный, а в моем правом кармане безнадежно рассыпался осколками второй запасной амулет. Я хватанул немного манны из кольца с рубином и только так смог продолжать удерживать себя в вертикальном положении. Моя треть от Великого Знака Трискелион ровно и ярко горела, словно ожидая чьей-то команды, и эта команда последовала. Я снова чуть не упал, когда из моей головы, горя темным, багровым пламенем вылетел мой ненавистный Подселенец. В этот момент я почувствовал, как из моего разума вырывают солидный кусок, причем вырывают грубо и безжалостно, невзирая на отсутствие наркоза. Я попытался сравнить это с работой хирурга, оттяпывающего без колебаний загнивающий участок плоти, чтобы спасти пациента и это принесло мне облегчение. Я переключился на те плюсы, что мне сулил его уход, и что я сам себе перечислял совсем недавно в Великом Лесу, и только благодаря этому несказанному облегчению, что сейчас всплыли в моей памяти, смог вновь устоять на своих ощутимо дрожавших от слабости ногах. Пламень быстро пронесся над пылающим Знаком и ухнул в то место, где соединяются спирали. Я видел, как его проносит по обратному завитку и он, разогнавшись в нем, устремляется к сердцу Башни, где спираль моего Луча Трискелиона, должна была соединяться с двумя другими. Центропункт, а точнее то место, что было в этом мире обозначено артефактом, вспыхнул еще сильнее, хотя вряд ли это было возможно, и Пламень пропал, уйдя куда-то в иномирье. Следом за ним устремился и тот поток силы, что я вкачивал в свой Луч Великого Трискелиона. Глаза мои заслезились и стали ловить «зайчики», настолько сильно сейчас раскалился артефакт, куда сливалась вся энергия моей части Знака. Я уже не мог бы сказать, что смотрю через сапфир, голубой цвет его сейчас был полностью вытеснен ослепительным сиянием артефакта, через который прокачивалась одномоментно чудовищная сила Первородного Огня. Но и отвести взгляд я уже не мог. Меня приковал этот Ритуал, и я слепнул, но даже не имел возможность сморгнуть застилающие мои обожжённые глаза, вскипевшие на роговице соленые слезы. Чудовищный по громкости и выхлопу остаточной энергии взрыв отбросил меня в сторону окна Черной башни, и я сильно пропечатался спиной об стену. Это хоть и дало мне некоторый шанс не остаться слепым, но зато что-то отчетливо хрустнуло в моем правом боку, которым я попытался испытать на прочность боковой откос окна. Наконец-то сморгнув, я сквозь пелену и боль смог увидеть остывающий узор на полу и понял, что Ритуал закончен. Был ли он успешен или нет – мне было сейчас совершенно все равно. Меня больше заботило то, что пол, стены и потолок ощутимо вибрировали, а сверху на меня начали падать мелкие камешки. Башня дрожала, словно зверь в предсмертных конвульсиях. Я попытался встать, но у меня ничего не вышло. Тогда я на четвереньках, скрипя суставами и зубами от боли, пополз к артефактам, чтобы попытаться их спасти, прежде чем эта конструкция сложится и погребет и меня и их под собой. Пелена перед глазами не давала мне четко видеть окружающее, но их то я хорошо различал, благо свечение в них еще не угасло, и они хоть уже и не пылали, но всё еще ощутимо светились изнутри, в обоих диапазонах моего зрения. Я сгреб их в мешок и даже бросил туда же сапфир, который по-прежнему сжимал в своем кулаке. А затем я вывалился из окна, смягчив себе падения левитацией, и медленно пополз по болоту, временами замирая от боли и поминутно оскальзываясь, но упрямо держа курс, в сторону своей родной деревни».