Старик побрел прочь.
– Невероятно, – прошептал Зибен.
– Что тут такого? Я бы и сам мог предсказать, что следующая твоя женщина будет шлюхой.
– Он знает наши имена, Друсс, он знает все. Когда у нас четвертый год Леопарда?
– Ничего путного он нам не сказал. Поехали.
– Как так – ничего путного? Он назвал тебя Друссом-Легендой. О какой легенде речь?
Друсс молча взобрался на коня.
– Не люблю лошадей. В Машрапуре продам ее – мы с Ровеной вернемся домой пешком.
Зибен заглянул в его светлые глаза.
– Так его пророчество тебя ничуть не тронуло?
– Это только слова, поэт. Пустой звук. Поехали.
– Четвертый год Леопарда настанет через сорок три года, – поразмыслив, сказал Зибен. – Ты доживешь до старости, Друсс. Хотел бы я знать, что это за ворота.
Друсс молча послал коня вперед.
Бодасен пробирался сквозь толпу, кишащую в гавани, – мимо пестро разодетых женщин с раскрашенными лицами и фальшивыми улыбками, мимо торговцев, расхваливающих свой товар, мимо увечных нищих. Он ненавидел Машрапур, ненавидел все его отребье, толкущееся здесь в надежде на скорое богатство. Дома здесь строят в три, в четыре и даже в пять этажей, а в узких темных улицах между ними караулят грабители, чтобы вонзить нож в жертву и убежать – немногочисленной городской страже не под силу ловить их.
Грязный город – город воров, контрабандистов, работорговцев и перебежчиков.
– Не скучно ли тебе, милашка? – спросила какая-то женщина, сверкнув золотыми зубами. Бодасен поглядел на нее сверху – ее улыбка померкла, и она шмыгнула прочь.
Въехав в узкий переулок, Бодасен перекинул свой черный плащ через левое плечо, и рукоять сабли блеснула на предзакатном солнце. Дальше он пошел пешком. Во мраке затаились трое – Бодасен смерил их вызывающим взглядом, и они попятились. Он дошел до маленькой площади, посреди которой бил фонтан с бронзовой статуей мальчика верхом на дельфине. Несколько уличных девок, болтавших у фонтана, при виде мужчины тут же выпятили груди и привычно заулыбались. Бодасен прошел мимо, и они снова принялись болтать.
В гостинице было почти пусто, если не считать старика, сидящего у стойки в обнимку с кувшином пива. Две служанки протирали столы, третья складывала в очаге дрова к вечеру. Бодасен сел у окна, лицом к двери. Одна из служанок подошла к нему.
– Добрый вечер, господин. Подать вам ваш обычный ужин?
– Нет. Принеси кубок хорошего красного вина и кувшин чистой воды.
Девушка, присев, отошла. Ее учтивость смягчила раздражение Бодасена. Даже в этом гнусном городе умеют распознать вельможу. Вино оказалось не лучшего свойства, не более четырех лет выдержки и терпкое. Бодасен пил умеренно.
С улицы вошли двое мужчин. Первый – красивый, высокий и плечистый, в багряном плаще поверх красного камзола и с саблей на бедре. Второй – здоровенный лысый воин, мускулистый и угрюмый.
Первый сел напротив Бодасена, второй стал у стола.
– Где Хариб Ка? – спросил Бодасен.
– Ваш соотечественник не придет, – ответил Коллан.
– Но он обещал – поэтому я и согласился на встречу.
– У него встреча в другом месте, – пожал плечами Коллан.
– Он ничего не говорил мне об этом.
– Думаю, это произошло неожиданно. Ну так как, займемся делом или нет?
– Я никакими делами не занимаюсь, Коллан. Я хочу лишь заключить договор с… с вольными мореходами Вентрийского моря. Насколько я понимаю, у вас с ними имеются какие-то связи.
– Как видно, выговорить слово «пираты» вы не в силах? – усмехнулся Коллан. – Для вентрийского вельможи это трудно. Что ж, посмотрим, как обстоят у вас дела. Вентрийский флот разбит и потоплен, сухопутные войска также разгромлены, император убит. Теперь вы возлагаете свои надежды на пиратский флот – только он может помешать наашанской армии дойти до столицы. Или я в чем-то ошибаюсь?
