Пока Гай читал газету, Гарриет наблюдала, как между стульями пробираются торговцы, продающие посетителям нугу, орехи и губки. Один из них, поймав ее взгляд, предложил ей огромную губку, желтую, как дыня. Она дернула подбородком, как это было принято у греков, и пробормотала: «Охи»[4]. Мужчина предложил ей другие губки – кремовые, золотистые, бежевые и коричневые, но всякий раз Гарриет поводила подбородком и всё тише отказывалась. В отличие от жутких бухарестских нищих, продавец не разозлился, но улыбнулся, одобряя ее поведение, и пошел дальше. Усевшись поудобнее, она почувствовала, как напряжение спадает, словно невидимый груз, который она несла на своих плечах слишком долго, стал понемногу терять вес. Какой чудесной могла бы быть их жизнь под этим праздным солнцем! Здесь судьба Румынии казалась каким-то незначительным, далеким недоразумением.
В Афинах быть англичанином значило пользоваться всеобщим уважением. Греки и англичане не просто были объединены одной целью – их связывала взаимная симпатия. Если бы они могли остаться здесь, им с Гаем не о чем было бы волноваться. Желая, чтобы он признал, как им повезло, Гарриет сказала:
– Как здесь чудесно!
Подняв взгляд от газеты, он повернулся к солнцу и кивнул.
– Безопасность! – продолжала она. – Как хорошо ощущать, что ты в безопасности. Быть среди людей, которые с тобой на одной стороне.
Они приехали из страны, где всем заправлял страх, поэтому Гарриет особенно сильно ощущала, как спокойны греки. У них было право на это спокойствие: их достоинство не было задето.
Дочитав тоненькую газету, Гай с напряженным любопытством стал разглядывать прохожих. Он хотел узнать их и быть узнанным ими. Гарриет довольно было наблюдать за людьми – Гай стремился к общению. Она подумала, что было бы хорошо увидеть кого-то знакомого, с кем Гай мог бы поговорить. В этот момент они действительно увидели знакомого – Тоби Лаша.
– Боже правый! Гляди-ка! – сказала она.
Гай повернулся, и лицо его вытянулось. Тоби с тревожным видом выбрался из такси, и, пока он протискивался между прохожими, движения его были такими неловкими, что он казался помешанным. Увидев их, он воздел руки и воскликнул:
– Вот вы где! Я так и думал, что застану вас здесь.
Он рухнул на стул и промокнул стекавший по лицу пот.
– Мне надо выпить. А вам?
Он махнул, чтобы подозвать официанта, и выбил у него из рук поднос.
Принглы выжидательно смотрели, как Тоби заказывает узо[5].
– Ну что ж! – сказал он решительно, словно готовясь объявить решение проблемы Гая. – Я поговорил с самим.
– С директором? – спросил Гай.
– Нет, нет. С Дубедатом. И он велел передать, что мы сделаем что сможем.
Тоби уставился на Гая, ожидая благодарностей, но Гай промолчал. Тоби неуверенно продолжал:
– В конце концов, вы же сделали для нас что могли.
– Что, по-вашему, можно будет сделать?
Этот вопрос, казалось, успокоил Тоби. Он развалился в кресле и достал трубку, после чего с важным видом заявил:
– Старик полагает, что мы сможем найти для вас место учителя.
– Какая наглость! – воскликнула Гарриет.
Тоби хохотнул и повернулся к Гаю, словно желая намекнуть, что без женщин жизнь была бы куда проще. Разгневавшись еще сильнее, Гарриет продолжала:
– Гай – официальный сотрудник Организации. Он получил назначение в Лондоне и приехал сюда по контракту. Грейси – директор представительства. Если Гай желает видеть его, Грейси обязан его принять.
