Друзья и Недруги - страница 10

Например. В те годы обожали рассуждать – причём публично, в газетах – про ветеранов и их детей, торгующих боевыми орденами. Издевательство тут было сугубое, рафинированное: сознательно доведя людей до гнусной нищеты, жиркующая блядва ухохотывалась над их бесчестьем. «Что, Ванёк, вот для чего ты Берлин брал? Ну, медальки за взятие тебе на бутылку хватит, пьянь старая».

С другой стороны, мерзотина стремилась всячески легализовать и даже возвысить себя. Если бы ельцинизм в его чистом виде продлился бы ещё лет десять, то человек, не отсидевший в тюряге, просто не стал бы допускаться в политику или крупный бизнес – по формуле: «Ты, Вася, сначала на зоне срок помотай, а потом ужо в депутаты собирайся». Сейчас это звучит диковато (всё-таки люди склонны забывать некоторые вещи), но те, кто помнят нравы золотого додефолтного времени, подтвердят, что всё к тому и шло.

Тут, однако, была своя сустель. Между общественно одобряемыми целями (богатством и властью) и общественно неодобряемыми средствами (прямой бандитизм, какой-нибудь преступный бизнес, ментование, чиновничье обиралово и прочая гнусня) имелась-таки узенькая щёлочка – как между откормленными ягодицами. А именно, существовал один способ оказаться на вершине, якобы даже не особенно пачкаясь. Способ простой – устроиться на шее какого-нибудь гада. Подруга бандита, жена предпринимателя, сын мента и дочь губернатора – вот кто был настоящим выгодополучателем в славные девяностые. Позиция воистину блядская, но «по установившейся морали» эффективная.

Интересно, что в ельцинском обществе полностью отсутствовала позиция «бедный, но честный». Господствующий блядский дискурс особенно ненавидел и презирал тех, кто не принимал участие в общем разврате. Поэтому непричастные к «реальным челам», то есть к начальническому или бандитскому миру, рассматривались либо как трусливые неудачники («не смог стать вором, зассал»), либо как неудачливые преступники («выгнали с должности – небось, не тому на лапу дал»), либо, наконец, как клинические идиоты, не понимающие, как мир устроен, лошки из подворотни. В ельцинском обществе, разделённом на начальников, бандитов и неудачников, слаще всего жирковали именно бляди и паразиты. Они, ничем не рискуя (убивали их отцов, гноили в тюрьмах их любовников, разоряли и трамбовали в грунт их родителей – но не их, не их), харчевались смачно, на отлёт [5].

Повторимся: это превосходство паразита – даже моральное! – над всеми остальными определялось сущностными характеристиками блядского режима.

И, наконец, скажем несколько слов про социальные ниши, образовавшиеся в ельцинскую эпоху. Про ельцинских любимцев – и ельцинских опущенцев.

Веселящаяся (в том числе и веселящаяся на троне) блядь больше всего ненавидит тех, кто её не хочет. В частности, не хочет участвовать в её весельях. Тут важно это самое «не хочет»: понятное дело, что до самих поблядушек будут допущены только избранные. Однако все остальные, по мнению бляди, должны ей как минимум завидовать, причём завидовать честно и от души. Ещё лучше – тереться возле бляди, развлекать её и выпрашивать вкусные кусочки. Те же, кто кривит морду и смотрит на блядь и её блядву с презрением (или хотя бы без должного заискивания), – тех блядь очень и очень не любит и норовит сжить со свету.