– Потому что здесь все белое, – закончила Сэм таким тоном, будто считала, что это было самой разумной вещью на свете.
– Совершенно верно, – сказала Эллисон с облегчением. Сэм раздумывала, хочет ли она вообще эту работу, когда Эллисон продолжила:
– Что касается заработной платы… – и назвала сумму, которая была почти вдвое больше той, что Сэм получила прошлым летом.
Работа организовывала ее день. Заставляла Сэм почувствовать, будто она и правда живет в Лондоне, а не просто приехала на лето. Каждое утро, открывая дверь, девушка видела на кухне близнецов, сидящих на своих высоких стульчиках в ожидании завтрака. Малыши всегда ели одно и то же: половинку тоста с сыром чеддер и половинку с джемом.
Когда в конце июля вернулся сосед Клайва, Йен, до Сэм дошло, что они до этого никогда не проводили время вместе в компании других людей.
Квартира в присутствии Йена выглядела для нее иначе. На кофейном столике он держал пепельницу, набитую окурками. И любил притаскивать бездомных кошек.
– Не только кошек, попрошу заметить, – сказал Клайв. – Однажды он принес сюда лису.
– Лисенка, – поправил его Йен, как будто это что-то меняло.
Дом пах сигаретами и мужчинами. На полу лежал оранжевый ворсистый ковер. Кухня была тесной, раковина была забита посудой.
Когда приходили друзья Клайва, она терялась. Некоторые из них были женаты; кто-то даже успел развестись. Они работали в рекламе, IT или занимались связями с общественностью. Один парень был фармацевтом. Сэм подозревала, что все они относились к ней как к малолетней дурочке, и, к своему большому раздражению, она так себя и вела в их присутствии, по большей части храня молчание.
Ей нравились брат Клайва Майлз, его жена Никола и их двое детей. Никола была из тех женщин, которым нравились другие женщины. Она сказала Сэм: «Я так рада, что рядом есть еще одна девушка!» Она отправляла ей ссылки на лондонские распродажи, приписывая: «Как бы я хотела пойти!»
Но они жили далеко за городом. Сэм и Клайв их почти не видели.
Мать Клайва напугала ее. Она оказалась почти старушкой. Руки у нее были морщинистые, волосы совсем седые. Она так смотрела на Сэм, что та краснела от стыда, как будто у матери Клайва стояла камера в его спальне, и она видела все, чем они занимались.
Но когда они оставались одни, это было волшебно.
Клайв показывал ей Лондон, места, до которых туристы никогда не добирались. Они прошли весь лес Эппинг, и хотя тот и располагался совсем неподалеку от кафешек с курицей навынос, магазинов замороженных продуктов и выброшенных матрасов – все-таки это было похоже на побег в страну грез.
Они гуляли, держась за руки, по каналам Маленькой Венеции. Клайв указывал на белые особняки с лепниной, в которых когда-то жили Энни Леннокс, Пол Маккартни и Зигмунд Фрейд. Он сфотографировал ее перед плавучим домом Ричарда Брэнсона. На другой лодке, в плавучем кафе, они остановились выпить чаю со сконами.
Он отвез ее в Лиссабон, Дубровник и Берлин, в города, где они могли снять дешевый номер в отеле или остановиться в свободных спальнях с его друзьями или друзьями друзей. Сэм иногда предлагала более традиционные направления – Париж, Рим. Но, как объяснял Клайв, эти места были слишком переоцененными и дорогими.
– Ну увидишь ты Эйфелеву башню вблизи, и будет она выглядеть точно так же, как на пяти тысячах фотографий, которые ты уже видела, – говорил он.
