Твой пока што муж Матвей Иванов Чеботарев».
Перечтя, Матвей дописал: «Дети как приедут и будут успрашивать где отец скажи пошел от такой хорошей жене босиком щастье искать». Подумал, хмыкнул: «ну брехать ты здоров!», тщательно зачеркнул слово «босиком», чтобы его нельзя было прочесть, потушил свет и лег спать.
На работу Николай собирался рано, за окнами было еще темно. Щелкнув выключателем, прищурился от брызнувшего в глаза света. Матвей уже сидел у окна, одетый, тоже щурясь, обернулся к Николаю.
– На работу?
– Угу. – Николай зевнул, поставил чайник на плитку.
– Не рано?
– Аккумулятор подсел, может, подзарядить придется.
Николай отошел от зеркала, дунул на расческу.
– Садись, чаю попьем.
– Не, я не хочу. Мы рано не завтракаем.
– А чего встал? Полежал бы.
– Да я сроду не лежал. – Матвей отвернулся, вглядываясь в темное окно, сказал: – Сейчас бы со скотиной крутился, за водой сходил. А у тебя вода в доме. Хорошо…
Николай налил в кружку чай, густо намазал на четвертку батона масла, громко схлебывал парящий чай, хрустел кусочком сахара и, откусывая большие куски, торопился жевать. Кивал головой:
– Угу… с водой – да! Второй год как оттаскались из колонки. У меня с утра Наташка похозяйничает. Ей к девяти. Ну, я пошел. – Николай отставил кружку, скинул в ладонь крошки со стола, втянул их губами. Утеревшись полотенцем, взялся за куртку.
Матвей кашлянул.
– Коль, ты скоро с работы придешь?
– Не знаю… как получится.
– А пораньше не сможешь?
– А что?
Матвей глядел виновато.
– Может, вечером… съездишь ко мне? – упреждая вопрос, отгородился ладонью, убедительно сказал: – Один, без меня! Узнаешь, как корова, доеная или нет. Стекло еще это высадил. Может, в избе холодно, она хоть бы подушкой догадалась заткнуть. А? Только про меня ничего не говори; скажи – так заехал, мимо ехал по работе. Может, она еще и ничего?
Николай, задумавшись, побарабанил по столу.
– Вот эту… бумажку ей передай. – Матвей крутил в руках свернутый треугольником листок.
– Хорошо, давай. Я съезжу. – Николай уже взялся за листок, но Матвей вдруг махнул с досадой.
– Нет, бог с ним, с письмом. Тебе ж нельзя выказывать, где я есть. Ты уж просто узнай: как там она, как дом. И все.
– Ладно, все узнаю.
Матвей вышел следом за Николаем. Стоя на крыльце, глядя на уходящего в темноту Николая, негромко окликнул:
– Коль!
– А?
– Ты мне дела какие-нибудь дай? Если чего надо по дому – ты скажи.
– Да ничего не надо. Отдыхай. – И хлопнул калиткой.
Матвей постоял, слушая, как где-то вдалеке прогудела машина, как в хлеву у соседей в ответ на звякнувшую дужку подойника нетерпеливо замычала корова. Вздохнул и пошел в дом.
Наталья уже встала, затопила печку.
– Доброе утро, дядь Матвей.
– Здравствуй, Наташ.
– Завтракать давайте.
– Да… я уж с Николаем позавтракал. – Он стоял у двери, мял в руке письмо.
– Как там тетя Варя – ничего?
– Ничего. – Матвей похрустел щетиной на щеке. – Все вроде по-старому.
– Были ваши-то? – Наталья поставила на плиту сковородку. Матвей отошел от двери, сел на табуретку рядом.
– Наши? Да… А вообще-то, давно уж чего-то не было, как капусту резать приезжали.
– О-о! Вы уже капусту порезали?
– Да. Недели с три. В этом году, видишь, рано захолодало.
Пока Наталья выходила дать поросятам, на плите шкворчала яичница. Вернувшись, сняла сковородку, поставила на стол.
– Садись, дядь Матвей.
– Но он торопливо ответил, отвернулся даже.
– Нет-нет, я уже… Ты завтракай, а на меня не гляди.
