– А как же живете?
– Да как… была работа – нам все равно за нее четыре года не платили, только когда кто умрет. Тыщу давали на похороны. Да и то не всегда. А потом и работа вся кончилася. Все на центральную усадьбу перевели.
– А как же народ живет, чем?
– Да ничего… Живут, коров держут, картошку сажают. Голодные не сидят. Ну, правда, у кого одна корова, у кого – две, не больше. А Джамал, так у того двести овец.
– Джамал? Это кто же?
Серега машет рукой:
– А-а… У него ни флага, ни родины. Джамал и Джамал. Взялся у нас в деревне. В одной рубашке и штанах, чуть не босиком. А через год смотрим – у него и дом, и две сотни овец, и ребятишек полон…
– А машина?
– А как же, и машина тоже.
– А другие в деревне без машин?
Серега кивает.
– Машин нет, одни трактора только. – Он вспоминает. – У одного нашего мужика жена рожает, он побежал к Джамалу: отвези в район. А тот говорит – нет.
– И что же, так и не повез?
– Ни в какую. Этот мужик, Ленька, побежал к себе. Трактор «ка-семсот» заводит и этим «ка-семсотым» его и переехал.
– Кого? Джамала?
– Да жигуля! Прямо пополам.
– И что? Он в милицию?
Серега сначала утвердительно кивает, а потом машет рукой:
– А-а… толку-то никакого. Все равно ему убегать пришлось.
– Кому? Леньке этому?
– Да нет, Джамалу.
– Как это?
– А наши мужики все собрались, пришли к нему и это… дали ему двадцать четыре часа. Джамал на другой день вон в Заречье съехал.
– Что, прямо с овцами?
– Ага.
Зима холодная, на улице мороз. Серега, отставив стакан, сидит, потирая красные, шершавые, как древесная кора, руки с синеющими на них наколками. Из закута выглядывает жена хозяина, мельком глянув на гостя, недовольно зовет:
– Ви-итя…
Хозяин кивает ей:
– Все, сейчас. – И смотрит на руки сторожа. – Серег, а ты сидел?
Серега поднимает голову, чуть смущенно говорит.
– Не… Я один… один изо всей деревни не сидел.
– А остальные что ж, все сидели?
Он чуть улыбается, кивает до груди головой. Шапка падает на колени, он снова натягивает ее на голову.
– Ну. Все за убийство. У нас считают, кто не сидел – тот и не мужик.
Серега встает, стараясь не качаться, поправляет шапку. Хозяин тоже встает.
– Что, Серега, пошел?
– Ага.
– Допей.
– Не-не, мне хватит на сегодня. Пойду, дровишек чуть подложу. Деревню еще обойти надо.
– Да не ходи сегодня-то. Домой иди. Праздник, да и мы все на месте.
– Ну и хорошо. Это… с праздником вас. С Рождеством.
В сенях, провожая Серегу до двери и ожидая, пока он с трудом, обеливая рукав о стенку, обувается, хозяин спрашивает:
– Как тут тебе, не скучно?
Серега наконец надел ботинок, распрямляется.
– Да я за этот месяц… Я уже целых две книжки прочитал. Про этого, которого, фельдмаршала… у нас в войну арестовали. Он книжку целую написал… как его…
– Паулюс?
Серега радостно:
– Ага, он самый.
– А другая?
– Другая? – Серега сначала серьезнеет, а потом, пожав плечами, улыбается. – Капитал. Маркса. Первый том.
– Ого!
– Да, а то я за всю жизнь… я двух книжек не прочитал… а тут думаю, Женька все равно их пожгет, а мне время-то… куда-то девать надо, я и давай читать. Я про этот «Капитал» столько слышал! Дай, думаю, хоть узнаю, про чего он там пишет? А то так и помру и не узнаю, как люди богатыми бывают.
Серега уже стоит на крыльце.
– Ну и что, понял что-нибудь, в «Капитале»?
– Да ни хрена я там ничего не понял. Слов много, а вместе их никак не соберу. Потому, наверно, мне богатым быть не дорога. Но дочитал всю честно, от корки до корки.
