– Девушка… Ну как же так? Ведь не может же быть, чтобы в больнице больному не могли помочь? А? Ну, ладно – инструкция, но ведь человеку-то как-то надо помочь? Вы ведь какую-то клятву даже давали.
Он говорил, а девушка спокойно смотрела на него, положив руки с ноготочками на тетрадку. «Она наверное, отличница была в школе, точно так же сидела и слушала неинтересный ей урок», – подумал Михаил.
– Мне же больно, – сказал он. Сил просто не было терпеть. – Вы ж сами говорили – острая боль.
– Можете не волноваться. У нас есть альтернатива. Для острой боли предусмотрены платные услуги.
– То есть как?
– С четырнадцати будет работать платный стоматолог.
– Да?
– Да. Могу вас к нему записать. На четырнадцать к Хомутову.
– Это как – лечить?
– Нет, только удалять.
– А если он еще целый, зуб-то? Его ж тогда можно вылечить.
– Ну… Решайте сами. В Москву приедете, там и вылечите. А у нас платные услуги только для удаления.
До Москвы, до начала очередной двухнедельной вахты, еще было целых одиннадцать дней!
– И сколько стоит?
Девушка спокойно назвала цену.
– Сколько?!!!
Все. Михаил решился. Дальше он действовал спокойно и по плану.
Он ехал и уверенно говорил кому-то:
– Чтоб я еще хоть раз в жизни еще с вами со всеми связался! Чтоб я еще раз в жизни родился на свет! Ничего-о-о. Вы еще Мишку не знаете. Вы его голыми руками не возьмете. Он еще поживет назло вам.
Он заехал в магазин на краю райцентра, взял там две бутылки водки. Хотел было закуску, но сморщился – вспомнил про зуб. Сел в машину, завел и уверенно сказал:
– Все, Миша. Терпеть тебе осталось полчасика.
Он остановил машину на краю хутора, у речки. Вышел, сел на бережок. Поставил одну бутылку:
– Это анестезия.
За ней вторую.
– А это обезболивающее.
Поближе – подфарник. Еще ближе – пассатижи. Откупорил первую бутылку, налил в подфарник до краев:
– А это дезинфекция. Вот такая вот народная медицина. – И опустил в подфарник с водкой пассатижи…
Спустя полчаса к дому медленно подъехала машина и стала непрерывно сигналить. Шура выбежала из дома:
– Миш! Ты чего?
Михаил сидел в машине:
– Шур! Димку… позови! Машину пусть… Загонит.
– А чего такое? Вылечил зуб-то?
Голова Михаила моталась в окошке машины.
– Сто процентов. Услуга бесплатная. Расход только на анестезию. Они думали… меня голыми руками взять. Я за эти же деньги – сам любую работу… Хоть штукатурить… хоть кирпичи класть… хоть косить… хоть копать…
– Господи! Ты чего это, Миш? – Шура увидела у него на подбородке запекшуюся полоску крови.
– …хоть пилить. А хоть и зубы рвать! Во! – И он протянул жене плоскогубцы с зажатым в них зубом. – Эт тебе…
– Бо-о-же мой! – Шура только сообразила, что держит зуб.
– И это тебе. – На его ладони-грабарке лежал пузырек с ярко-красным лаком для ногтей. – Чтоб знали… Мы что – хуже их, что ли. Ничего, Шурочка. Все! С анестезией… и дезинфекцией я завязал. Железно!
Другой рукой, вывернутой куда-то назад, он показывал шиш:
– А это вот им… Вот им мой полюс.
Дачники, все лето живущие в далекой степной деревне и называющие себя в шутку «однодворцами», для охраны своих деревенских домов нанимают обычно на зиму сторожей. В эту зиму однодворец с дальнего края деревни, Женька Вавилов, договорился с Серегой, молодым бессемейным мужиком из соседней деревни, пожить у него, охраняя заодно его нехитрое хозяйство от ежегодного разорения.
Зимой дорога в деревню засыпана снегом по пояс. Лишь изредка, один-два раза в неделю, протянется по ней санный след, – это мужик, единственный, имеющий лошадь, ездит в соседнюю деревню за хлебом или пенсией, привозя их сразу на всех деревенских. Тишина зимой наваливается на деревню страшная. Один только ветер, гудя в верхушках берез, стоящих у околицы, нарушает тишину заснеженных полей, заставляет стариков выходить на крыльца, вслушиваясь, не трактор ли едет, и по какой такой причине забрался он в эти безлюдные места. В безветрие не слышно ничего: ни голоса, ни собачьего лая. Зимой в деревне, кроме пяти постоянных жителей, нет никого: ни детей, ни молодежи, ни собак. Не доезжает сюда и автолавка. Сам Женька живет в городе и приезжает нечасто, и Серега-сторож с нетерпением ждет его приезда; приехав обычно к вечеру и заночевав в протопленной избе, хозяин обязательно «подносит» Сереге, да еще и оставляет, так что Серега всегда чуть навеселе.
