Когда на небе показался, наконец, месяц, выглянувший из-за черных туч, было три часа ночи. Внизу Рустам Тимурович ещё о чём-то беседовал с Игорем, а остальные мирно спали. За стенкой мансарды, во второй её комнате, сопел и кряхтел во сне Гена, так что Кай, на чью беду слышимость была отличная, заснуть не мог. Время московское и Аша разнилось на несколько часов, а значит, там был день. Кай всё-таки привык больше жить по тому времени, а не по местному.
«Кто-то использует твою башню, чтобы совершать переход» – сказал Гена и эти слова не давали Каю покоя. Он совершенно не понимал их значения, потому что это просто не укладывалось в голове. Кто-то использует ТВОЮ башню… Немыслимо. Столь же немыслимо, как пройти сквозь запертую дверь, как перешагнуть двухметровую стену. Самое плохое, что, похоже, никто ничего не собирался ему объяснять. Никто даже вида не подал, что происходит нечто невообразимое.
В конце концов, Кай уже привык, что специфика работы попутчиков мало чем отличается от работы секретных служб и изобилует столь же загадочными мотивациями. Конечно, уж волшебнику-то виднее, но…
Башня. Для любого другого, кто ни разу не пересекал меридиан слово это – пустой звук. Башня – это эталон, это символ, это, в конце концов, объект невероятного притяжения, перебрасывающего людей через разлом мироздания. Это страсть. Самая настоящая.
А страсть влечёт за собой ненависть, ревность… Нет, наоборот – ревность и ненависть.
В задумчивости Кай подошёл к книжной полке и безо всякого любопытства посмотрел на корешки книг. Если верить тому, что о человеке можно узнать по его книгам, – подумал он, – то Рустам Тимурович у нас человек неординарный. Были здесь и Гоголь и Достоевский, были Булгаков, Гёте, Илья Ильф с Евгением Петровым, Кант и Ильин. Мешанина. Классическая мозаика. Порой несопоставимая, порой схожая как близнецы-братья. Тут же ютились и детективы – и тоже классика: Кристи, Дойл, Стаут… Современной литературы было мало, хотя именно она в первую очередь Кая и занимала – ему нужен был пульс эпохи, а не прошлое, покрытое пылью.
– Интересуешься?
Кай оглянулся. В собственном доме Рустам Тимурович никогда не стучал в дверь.
– Хватит, давай спать, что электричество переводишь?
– Боитесь, закончится?
Рустам хмыкнул.
– Боюсь, Чубайс обидится. Он и так уже у всей страны лампочку Ильича отобрал и в карман положил.
– А что тут одна древность?
Рустам Тимурович подошёл ближе и окинул полку внимательным взглядом.
– Тут-то? Почему древность – классика… А классика она тем и хороша, что всегда актуальна.
– Мудро, – сказал Кай. Просто так на самом деле сказал.
– Кай, ты уверен, что хочешь стать попутчиком? – без перехода спросил Рустам Тимурович.
Он продолжал изучать взглядом книги, даже не изучать, а смотреть как на старых знакомых. Будто здоровался с каждой, спрашивал как житьё-бытьё.
– Да.
– Все мы на самом деле просто дети, Кай. Взрослые дети. Поэтому и маемся между половинками мира. Ты знаешь, откуда взялась та, другая половина? Изначальный мир был создан единым. Потом появились правда и ложь, добро и зло, чёрное и белое. Противоположности притягиваются только в любви и физике – тут физики и лирики солидарны между собой. А на самом деле они не могут существовать вместе.
– У нас есть легенда, что когда-то в мире, над землёй, парили сотни драконов из огня и стали. Они были его хранителями. А потом из-за чего-то началась между ними война, и все они погибли, были сброшены на землю…
