Читать онлайн Михаил Родзянко - Дума против Николая II. За что нас хотели повесить

© ООО «ТД Алгоритм», 2017

Михаил Владимирович Родзянко родился 9 февраля 1859 года в Екатеринославской губернии в семье богатого малороссийского помещика, полковника гвардии. Окончив Пажеский корпус (1877), Михаил Родзянко в чине корнета был выпущен в один из самых привилегированных полков Русской Императорской гвардии Кавалергардский. Однако кавалергардская служба продолжалась недолго, уже в 1882 году поручик Родзянко вышел в запас гвардейской кавалерии (с 1885 г. в отставке «по домашним обстоятельствам»). Женившись на княжне А. Н. Голицыной, Родзянко решил нарушить семейную традицию (его отец и дед дослужились до генеральских чинов) и посвятить себя семейной жизни, ведению сельского хозяйства и участию в деятельности дворянских организаций. Как и многие видные представители русского дворянства, он состоял уездным предводителем дворянства (1886-1891), удостоился пожалования в камер-юнкеры (1892), а затем камергеры (1902); руководил работой Екатеринославской губернской земской управы (с 1900 г.) и к 1905 году получил чин «штатского генерала» действительного статского советника.

Занимаясь земской деятельностью, М. В. Родзянко сблизился с представителями либерально настроенного дворянства Д. Н. Шиповым и М. А. Стаховичем, став наравне с ними в революционном 1905 году одним из основателей умеренно-либеральной партии «Союза 17 октября». В отличие от левых либералов – кадетов, октябристы были поначалу значительно умереннее в своих требованиях и конфронтации с властью предпочитали сотрудничество с ней. Названная в честь царского Манифеста 17 октября, ознаменовавшего, по мнению октябристов, вступление России на путь конституционной монархии, партия, представленная преимущественно чиновниками, помещиками и крупной торгово-промышленной буржуазией, видела своей целью стать политическим «центром», борющимся как с реакцией, так и с революцией. Но со временем октябристы проделали заметный крен влево, солидаризовавшись с другими либеральными партиями.

Ринувшийся в «большую политику» М. В. Родзянко не был ни теоретиком, ни публицистом, ни ярким оратором (современники, как правило, отмечали слабость и банальность его речей). Это был прагматичный «барин», использовавший ресурс партии как для отстаивания интересов крупного бизнеса и землевладельцев, так и для саморекламы. В 1906 году Родзянко был избран членом Государственного совета от Екатеринославского земства, но в «верхней палате» не задержался, сложив с себя полномочия в связи с избранием в 1907 году в Государственную думу. Как справедливо отмечает историк И. Л. Архипов, «в Думе Родзянко звезд с неба не хватал, хотя и занимал ответственные позиции»: возглавлял думскую земельную комиссию, полностью поддерживавшую аграрную политику П. А. Столыпина; после того, как лидер октябристов А. И. Гучков был избран председателем III Думы возглавил бюро фракции; а после сложения Гучковым с себя председательских полномочий Родзянко в качестве компромиссной фигуры голосами октябристов и кадетов был избран председателем Думы (1911).

Избрание председателем III Государственной думы сделало М. В. Родзянко довольно популярной в обществе фигурой. Его внушительный грузный вид (сам Родзянко, представляясь наследнику, в шутку назвал себя «самым большим и толстым человеком в России»), громкий бас и бросавшаяся в глаза многим самовлюбленность привели к появлению целого ряда прозвищ, отпускавшихся по адресу председателя Думы. С. Ю. Витте язвительно замечал, что «главное качество Родзянко заключалось не в его уме, а в голосе – у него был отличный бас».

Кадетский лидер П. Н. Милюков вспоминал: «Личность М. В. Родзянко на видном посту председателя Думы, незначительная сама по себе, приобретает здесь неожиданный интерес. И прежде всего, естественно, возникает вопрос, как могло случиться, что это лицо, выдвижение которого символизировало низшую точку политической кривой Думы, могло сопровождать эту кривую до ее высшего взлета. М. В. Родзянко мог бы поистине повторить про себя русскую пословицу: без меня меня женили. Первое, что бросалось в глаза при его появлении на председательской трибуне, было его внушительная фигура и зычный голос. Но с этими чертами соединялось комическое впечатление, прилепившееся к новому избраннику. За раскаты голоса шутники сравнивали его с “барабаном”, а грузная фигура вызвала кличку “самовара”. За этими чертами скрывалось природное незлобие, и вспышки напускной важности, быстро потухавшие, дали повод приложить к этим моментам старинный стих: “Вскипел Бульон, потек во храм…” “Бульон”, конечно, с большой буквы Готфрид Бульонский, крестоносец второго похода».

При этом, добавлял Милюков, «в сущности, Михаил Владимирович был совсем недурным человеком. Его ранняя карьера гвардейского кавалериста воспитала в нем патриотические традиции, создала ему некоторую известность и связи в военных кругах; его материальное положение обеспечивало ему чувство независимости. Особым честолюбием он не страдал, ни к какой “политике” не имел отношения и не был способен на интригу. На своем ответственном посту он был явно не на месте и при малейшем осложнении быстро терялся и мог совершить любую gaffe (оплошность. – А. И.)».

А острый на язык В. М. Пуришкевич отозвался на избрание нового думского председателя ироничной эпиграммой:

(При этом и сам Пуришкевич отдал свой голос за Родзянко, написав на листке для голосования следующий экспромт: «Хоть на лицо, хоть наизнанку / Переверни кругом Родзянку, / А как не бейся, хошь, не хошь, / Другого лучше не найдешь»).

Позиционируя себя как «убежденного монархиста», на практике Родзянко был гораздо бо́льшим конституционалистом и парламентаристом. Не стремясь к революции, он ратовал за эволюционное изменение государственного строя, путем либеральных преобразований, выступая за конструктивное сотрудничество с властью, там, где оно возможно, и ответственную оппозицию, там, где этого требовали принципы его партии. Свое политическое кредо Родзянко сформулировал следующими словами: «Я всегда был и буду убежденным сторонником представительного строя на конституционных началах, который дарован России великим Манифестом 17 октября 1905 года, укрепление основ которого должно составить первую и неотложную заботу русского народного представительства».

Пользуясь правом личного доклада Императору, Родзянко активно включился в борьбу с Г. Е. Распутиным, в котором видел чуть ли не главное «зло», губящее монархию. Уже после революции Родзянко продолжал утверждать, что «начало разложения русской общественности, падение престижа царской власти, престижа и обаяния самой личности царя роковым образом связаны с появлением при русском дворе и его влиянием на жизнь двора Григория Распутина». При этом Родзянко не понимал или не хотел понять, что своим активным участием в антираспутинской истерии он отнюдь не укреплял монархию, а наоборот, расшатывал ее. Не без пафоса Родзянко заявлял: «Мы, монархисты, больше не можем молчать».

Очень примечателен в этом плане разговор Родзянко с духовником царской семьи протоиереем Александром Васильевым, канонизированным ныне церковью. Учитывая характер мемуаров Родзянко, есть серьезные причины сомневаться в том, что этот разговор происходил именно в такой форме, но важно не это. Куда интереснее в плане характеристики взглядов председателя Государственной думы его трактовка этого разговора:

«…Я вызвал отца Васильева. Он передал мне, что императрица Александра Федоровна поручила ему высказать мне свое мнение о старце: “Это вполне богобоязненный и верующий человек, безвредный и даже скорее полезный для царской семьи”.

– Какая же его роль особенно по отношению к детям в царской семье?

– Он с детьми беседует о Боге, о вере.

Меня эти слова взорвали:

– Вы мне это говорите, вы, православный священник, законоучитель царских детей. Вы допускаете, чтобы невежественный, глупый мужик говорил с ними о вере, допускаете, чтобы его вредный гипноз влиял на детские души? Вы видите роль и значение в семье этого невежественного сектанта, хлыста, и вы молчите. Это преступное попустительство, измена вашему сану и присяге. Вы все знаете и из угодливости молчите, когда Бог дал вам власть как служителю алтаря открыто бороться за веру. Значит, вы сами сектант и участвуете в сатанинском замысле врагов царя и России забросать грязью престол и церковь».

Пиком влиятельности Родзянко стало время Первой мировой войны. Олицетворяя собою народное представительство, он стал восприниматься как некий символ провозглашенного в 1914 году «священного единения». Однако единение парламента с властью оказалось недолгим, и вскоре сам Родзянко активно включился в политическую борьбу, заняв в ней сторону либеральной оппозиции. Он критиковал решение императора стать Верховного главнокомандующим, требовал отставки консервативно настроенных министров: В. А. Сухомлинова, Н. А. Маклакова, И. Г. Щегловитова, обер-прокурора В. К. Саблера и председателя Совета министров И. Л. Горемыкина; участвовал в создании Прогрессивного блока, став одним из его лидеров. Как вспоминал В. В. Шульгин, «монументальный Михаил Владимирович Родзянко, самой природой предназначенный для сокрушения министерских джунглей, <…> несет свой авторитет председателя Государственной думы с неподражаемым весом. <…> “Цукать” министров с некоторого времени сделалось его потребностью». При этом особы Императора Родзянко все же требовал от оппозиции в своих нападках не касаться. «Открыто <…> в своих речах в Думе – мы бранили министров… При этой травле, однако, не переходили конституционной грани и не затрагивали монарха… Это было основное требование Родзянко», – утверждал тот же Шульгин.

Вместе с тем, играя роль посредника между Думой и монархом, Родзянко уговаривал императора не слушать правых и ни в коем случае не учреждать диктатуры. «Спасать» страну от революции Родзянко предлагал государю по следующему рецепту: «…Дайте ответственное [перед Думой] министерство. Вы только расширите права, которые вы уже дали конституцией, но власть ваша останется незыблемой. Только ответственность будет лежать не на вас, а на правительстве…»

«Без него (т. е. Родзянко. – А. И.) не могло обойтись ни одно крупное событие, ни одно торжество, ни одна правительственная манифестация, – вспоминал В. Б. Лопухин. – Вернее, он не мог, не считал себя вправе их обходить. Везде тут как тут. Всюду внедрялся. Председатель Государственной думы, “выразитель народной воли”, второе лицо в России после царя, каким Родзянко мнил себя и пытался поставить, считая, что и по интеллектуальным своим качествам, помимо всего прочего, он на голову выше всех своих современников. Такова была мания человека, никогда умом не блиставшего, а с войною окончательно свихнувшегося думского председателя, с некрасивым щетинистым лицом, вечно небритого (что придавало ему вид и плохо умытого), телом сырого и грузного. Никогда не приходилось слышать, чтобы где-либо существовал другой такой беспокойный председатель законодательной палаты. Резвостью и распространенностью он превосходил севильского Фигаро. И всех-то поучал: и министров, и царя, и царицу со тщетностью, не уступавшею назойливости. Смешною, а когда затянется, и скучною была болтовня Родзянко, псевдопатриотическая, неумело снабжавшаяся шаблонными эффектами дикции и жестов. Большое участие в его речах, произносившихся с модуляциями голоса сказателя древних былин, принимал указательный перст думского председателя. Он подчеркивал устремлением вверх важность выдвигавшихся моментов. <…> Да, всех Родзянко поучал. Одного себя поучить упустил из виду».