Читать онлайн Дмитрий Мажоров - Дурак на холме. Рассказы

© Дмитрий Андреевич Мажоров, 2017

ISBN 978-5-4485-3602-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Андрей Сергеев, тридцати двух лет, работает кондуктором на троллейбусной линии номер десять в Санкт-Петербурге, и есть у него две странности. Во-первых, он искренне любит свою работу, а во-вторых, убежденно не любит футбол. И если на конечной остановке, где-нибудь на Наличной улице, когда троллейбус высадит пассажиров и встанет в хвост длинной очереди в ожидании следующего рейса, какой-нибудь незадачливый гражданин подойдет к нему, записывающему очередную строчку в бланк отчетности, и спросит, почему так, Сергеев уберет огрызок карандаша, усадит собеседника на протертое место кондуктора и начнет бы так.

– Нет, ты скажи, чего ее не любить? Четкий график, два через два. Утром встал, бутерброд закинул, кофем залил, и порядок. До обеда покатался, потом домой, спать. Ты вот во сколько с работы приходишь? Когда как? Нет, братишка, у меня все по графику.

Скучно, говоришь? С чего вдруг? Думаешь, моя работа деньги собирать и талоны выдавать? Да как бы не так, я – чтец человеческих душ! За десять лет с лишним набрался опыта. Хочешь в рейсе на спор покажу тебе, кто не заплатил? Это я по лицу вижу и по глазам. Знает человек, что неправильно поступил, надо только его направить. Есть у меня метода одна, тут все в дело идет – жесты там, голос. Вроде как спрашиваешь – «кто еще не оплатил?», а они понимают уже, про кого я. Подходишь поближе, смотришь в лицо прямо, и не отвертеться, стыдно, достают кошельки, платят. Есть, конечно, наглые, ну а мне что. Останавливаю маршрут, тут уж пассажиры сами с ними разбираются. Я никуда не тороплюсь, говорю же – график!

– А как же футбол? – спросит незадачливый гражданин, и Андрей непременно помрачнеет, почешет небритую щеку и мрачно буркнет в ответ.

– Нет, ты скажи, а чего его любить, а? Бегают без толку, мяч пинают, только время тратят свое и мое. Мое почему? Был у меня один случай. Раньше мне что футбол, что хоккей, что теннис какой-нибудь, все параллельно было. Только как-то раз, лет десять назад, когда я в ночные еще выходил, сели ко мне эти, в шарфах. Пьяненькие уже. Ну мне что, я подхожу, билеты им даю, они мне деньги. И тут один как заорет – «Парни, блин, это он!» и в меня пальцем тычет. Они все заржали, Андрей, говорят, Сергеевич, примите от нас в подарок шарф с эмблемой любимого клуба. Я не Сергеевич, а Сергеев, говорю, но им-то что. Повязали шарф, пивом попытались напоить, да потом вышли на Рубенштейна. А мне с тех пор футбол этот сниться стал. Причем, натурально, со мной в главной роли. Выхожу на поле, играю. Главное, получается нормально. Но потом наутро после таких снов с кровати не встать – все болит, как будто по-настоящему носился. Какая уж там смена!

Лунатик, говоришь? Не, сосед бы услышал, он у меня чутко спит, у него комната рядом с дверью входной. Меня даже как-то к врачу за счет конторы послали. Он меня выслушал и говорит, это у Вас, Андрей, от нервного переутомления и на фоне абстинентного синдрома. То есть на похмелье намекает. Может, и похмелье, конечно с усталостью, но футбол я не люблю, чего его любить, а?

В этот момент двери троллейбуса закроются, он сделает, наконец, круг по кольцу и встанет, но уже совсем не надолго, просто чтобы выдержать интервал. Незадачливый гражданин пожмет кондуктору руку и подойдет к выходу, размышляя над тем, что невысокий розовощекий, хоть и небритый Андрей, действительно похож на знаменитого игрока. И вполне возможно, найдет такое совпадение забавным, и улыбнется, представляя, как будет рассказывать эту историю своим друзьям. А Сергеев отправится в очередной рейс по маршруту номер десять. Он искренне любит свою работу, и убежденно не любит футбол. Поэтому никогда не узнает, что график его смен вот уже больше десяти лет с точностью до дня совпадает с необъяснимыми провалами в игре талантливого молодого футболиста из Санкт-Петербурга.

Было около двух часов дня, когда Степа остановился перед небольшой деревянной церковью и привычным движением стянул с себя шапку. Церковь эта стояла посреди кладбища, куда он наведывался пару раз в год проведать родителей: убрать с могилки опавшие листья, положить пару гвоздик, постоять в тишине, глядя на все больше темнеющие от времени портреты. Весна, несмотря на апрель, только-только начиналась: солнце хоть и слепило глаза, отражаясь от мокрого асфальта, но ветер дул еще холодный, острый. Степа размашисто перекрестился, поклонился в пояс и поскорее зашел внутрь.

Служба уже закончилась, так что людей было совсем немного. Какая-то старушка что-то шептала батюшке у алтаря. Батюшка слушал рассеянно, но терпеливо кивал. Престарелая мать с юродивым сыном обходили по кругу все иконы подряд, мелко крестились и прикладывались к каждой. В углу перед образом неподвижно, тенью стоял молодой мужчина. Возможно, был еще кто-то, но Степа присматриваться не стал. Он протянул заготовленные сто рублей в окошко, взял всегдашние три свечки и сдачу, которую тотчас же опустил в коробочку с надписью «На восстановление храма». Затем осторожно, чтобы никому не мешать, смотря под ноги, подошел к кануну.

«Отче наш…», – начал Степа и, дочитав молитву, первый раз поднял глаза на распятие. От торжественного спокойствия, которое шло от Спасителя, перехватило дух. Аромат ладана в одно мгновение перестал быть тяжелым и навязчивым. Свечи вокруг засияли, отражаясь от позолоченных подсвечников и окладов. Мысли стали путаться. «Смертью смерть поправ», – повторял с благоговением Степа про себя. Он понимал, что кусок пасхального богослужения сейчас не к месту, но совершенно не мог заставить себя вспомнить хоть какую-то подобающую молитву.

Постепенно первое волнение улеглось и наступило одухотворенное спокойствие. В голове возникли образы отца и матери. Они смотрели, как в фильмах: с чуть грустной улыбкой и понимающие кивали. И слова, уже свои, не заученные, шли так легко и свободно, что Степа дивился собственному краснословию. Закончив, он, воодушевленный, перекрестился, поставил свечку, приложился к распятию, отступил на шаг и еще раз осенил себя крестным знамением. Все получалось очень правильно.

Торжественно, с замиранием сердца подошел Степа к иконе Божьей Матери, взглянул Ей в глаза и вздрогнул. Она смотрела с невыносимой любовью. Она знала о нем все. И все равно любила его, недостойного. И как маленький мальчик, который обидел маму, он начал просить прощения. За сдавленные, в подушку, чтобы не разбудить дочь, рыдания жены, которую избил в прошлое воскресенье, когда пришел домой пьяным. За потускневшие глаза дочери, деньги на подарок ко дню рождения которой ушли на «добавку». За ледяное молчание брата, который отвез его в больницу, чтобы вывести из двухнедельного запоя, но откуда Степа сбежал.

Он медленно осел на колени и грязными ладонями закрыл лицо. «Помоги мне, Богородица, отжени эту мерзость, от нее все беды! На Тебя уповаю, Заступница! Без тебя мне не справиться, помоги, научи, как побороть. Знаю, что любишь всех нас, призри меня, недостойного, спаси и сохрани!» – и щетина на щеках скоро стала мокрой от слез. А Степа все кланялся, стоя на коленях, и просил, умолял, крестился и снова кланялся… Когда слова кончились, он встал и трясущейся рукой поставил свечку перед иконой. Потом коротко, заученно помолился перед аналоем и пошел на улицу.

На кладбище было светло и по-весеннему сыро. Степа шел быстро, ссутулившись и засунув руки в карманы пальто, чтобы не было холодно. Мыслей в голове не осталось, а теплилась только где-то глубоко внутри маленькая надежда, что теперь все будет по-другому…

Было уже начало четвертого, когда Степа привычным движением стянул с себя шапку, ежась от холодного ветра. Нащупав в кармане скомканные сто рублей, он шагнул внутрь небольшого прокуренного помещения с вывеской «Рюмочная».

Юра Долгов, студент-медик первого курса, был немного пьян и пребывал в прекрасном расположении духа. Часы показывали еще только половину десятого вечера, а вечеринка, устроенная по случаю начала учебного года, уже выглядела многообещающей. Хотя бы потому, что кроме самого Юры, не обделенного внешними данными, в группе из пятнадцати человек учились только три парня. При этом оставшаяся «прекрасная половина» человечества демонстрировало чудесное разнообразие: скромные отличницы, «свои» девочки-пацанки, «аборигенки» из далеких поселков Крайнего Севера, утонченные айфонно-космополитонские дамы, в общем, выбор на любой вкус.

Желание подружиться было весьма сильным, поэтому к означенному часу у Юры в голове вертелась давнишняя шутка про то, что «студентки-физики пьют до потери сопротивления», тогда как «студентки-медики – до потери пульса». Тем более он уже присмотрел себе «запасной вариант». Соня, может быть, красавицей не была, но когда их взгляды пересекались, ее зеленые глаза смотрели так, как будто у Сони вдруг возникла какая-то удивительная светлая мысль, которой она очень хочет с ним поделиться. В общем, Юра был заинтригован, но от дальнейших поисков не отказывался.

Само действо происходило в шикарных апартаментах Кристины Насоновой. Дореволюционный дом на Васильевском острове: капитальный ремонт, высоченные потолки, три комнаты и условие от родителей – никаких пьянок-гулянок. Поэтому все курящие (то есть, в принципе, все присутствующие) должны были в обязательном порядке перемещаться на кухню под вытяжку.

– Слушайте, а вот интересно, почему вы пошли на медицинский? – затягиваясь тонким «Вогом», спросила Кристина. – Со мной все понятно, предки-профессора, мне деваться некуда. Точнее после окончания есть, конечно. А вы-то? Связей нет, денег не заработать. С чего вдруг?

– У нас в городской больнице врачам квартиру дают, но ехать никто не хочет к нам. Отучусь – и вернусь, – скороговоркой выпалила Жанна с модными квадратными очками и феерически начесанной челкой. Жанна приехала откуда-то из Якутии. – Или устроюсь на газпромовские разработки, там фельдшеры нужны.

Все понимающе закивали.

– Я на стоматолога буду учиться. Там деньги-то есть, если устроиться, – протянула Ира. – «Если человек действительно чего-то хочет, то вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы его желание сбылось».

– «Иногда нужно обойти весь мир, чтобы понять, что клад зарыт у твоего собственного дома», – тут же отозвался Паша, которому нравились «утонченные дурочки», как он сам их называл. Поэтому периодически Паша прочитывал в интернете сборники цитат популярных авторов. Чтобы при случае блеснуть.

– Это какой-нибудь очередной просветленный Ошо? – небрежно бросил Юра.

– Это, между прочим, какой-нибудь Пауло Коэльо, – ответил Паша и получил в награду долгий внимательный Ирин взгляд. – Сам-то чего отмалчиваешься?

– Потому что у меня долгая и интересная история, а мы уже почти докурили.

– Да ладно тебе, давай, рассказывай, – загалдел народ со всех сторон.

– Хорошо, слушайте, – Юра выпустил в воздух сизую струю вонючего «Кэптан Блэк», затушил окурок и достал из пачки новую сигарилу.

– Когда я был маленьким, мы жили в доме напротив больницы. Не то чтобы прямо окно в окно, но угловые квартиры видели, что происходило в угловых палатах, вот так, – он взял две пачки сигарет и поставил их рядом друг с другом. – Там же, под нашими окнами, был въезд для машин скорой. Когда мне было скучно, я сидел и наблюдал, как они подъезжают с мигалками и выгружают больных на носилках. Потом доктора садятся обратно, и машина отправляется на следующий вызов. И так круглые сутки. Почти как телевизор, только без перерывов на рекламу.