Дураки все - страница 18
– Дело не в налогах, – сказал он.
Тогда в чем?
– Мне не хватает…
Чего?
Руб проглотил комок.
Чего, балбес?
– Т-т-тебя, – выдавил Руб то, в чем не посмел бы признаться, будь Салли рядом.
То есть как – меня?
Руб отвернулся, не в силах объяснить. Тип в белом балахоне не затыкался. Сколько он уже треплется? Руб взглянул на наручные часы, и настроение у него испортилось еще больше. Когда они с Салли работали вместе, Руб часы не носил, не было в том нужды. Салли всегда говорил ему, который час и когда можно закругляться. На этом новом месте рабочий день заканчивался в пять – всегда, кроме пятницы, – и Рубу полагалось знать, когда этот час настанет, чтобы запереть инструмент в сарае. Ему доверили ключи – против его желания, но Салли не было, значит, некому их отдать.
Видишь?
– Что?
Так лучше. Теперь ты, не спрашивая, знаешь, сколько времени.
Салли постоянно твердил, что Рубу без него лучше, точно рассчитывал: однажды тот согласится (чему не бывать).
– Мне больше нравилось, когда это знал ты.
Эй, балбес. Посмотри на меня.
Но Руб не мог. Невыносимо ему было смотреть туда, где некогда был его друг и где теперь его нет. Невыносимо слышать, что ему лучше без человека, без которого ему так плохо.
Ладно. Как хочешь.
Руб до сих пор помнил ужасный первый день на новой работе: до чего одиноко ему было, до чего медленно тянулось время. И когда рабочий день наконец закончился, когда Руб, как его учили, запер сарай…
Собственными ключами…
…он вышел к главным воротам кладбища ждать, когда за ним заедет Салли и они, как обычно, вместе отправятся в “Лошадь”. Прошло сорок пять минут, Салли не появился. Руб добрался до города на попутке и пошел его искать. Джоко запирал “Рексолл”.
– Привет, – произнес он, заметив, что Руб с сокрушенным видом топчется у мостовой, – у тебя такой вид, будто ты потерял лучшего друга.
Для Джоко это была метафора, для Руба – вовсе нет.
– Ты знаешь, где он? – спросил он у Джоко.
Тот сверился со своими наручными часами.
– В половине седьмого? Рискну предположить, что там же, где и всегда в это время. Я даже готов биться об заклад, что угадаю, на каком именно табурете он сидит.
Ошибаешься, хотел было ответить Руб, не может быть, что Салли в “Лошади”, по той простой причине, что если бы он был там, я был бы с ним, а я не с ним. Вообще-то они не договаривались, что Салли за ним заедет. Руб просто решил, что так и будет, иначе как будут продолжаться их обычные вечера? Но Руб вдруг понял, что ошибся. Опять. Он вечно во всем ошибается, теперь вот и в этом. Он-то думал, что теперь, когда Салли не надо работать, изменятся только дневные часы, а оказалось, все еще хуже. Гораздо хуже. И если он намерен вечером посидеть с Салли в “Лошади”, придется туда добираться самостоятельно. А когда Руб придет, Салли будет сидеть за стойкой, чистый и пахнущий одеколоном, словно по выходным. Прежде никто в “Лошади” не возражал, что они оба и выглядят, и пахнут как люди, которые зарабатывают на жизнь физическим трудом, но если Руб один заявится в таком виде, возражения наверняка возникнут.
И там, возле аптеки, Руб в полной мере прочувствовал одиночество, связанное не только с часами, днями, неделями, не только с личным общением. Когда они с Салли еще работали вместе, когда по сорок с лишним часов в неделю стояли бок о бок, больше всего Рубу нравилось делиться с другом сокровеннейшими размышлениями о жизни и о том, что делало бы ее лучше из минуты в минуту, в режиме реального времени. Сумеет ли он смириться с этой потерей? Возможно. Но только если уверится, что и Салли скучает по их дружбе, пусть даже чуточку меньше. А что, если Салли вовсе по ней не скучает? И едва Руб осознал эту возможность, как следом за нею явилась мысль еще более мрачная. Что, если Салли устроил его работать на кладбище, чтобы избавиться от него?