Дураки все - страница 44

– Слушай, – сказал Салли, – если ты хочешь, я от него отстану.

– Хочу? Чего я хочу, так чтобы этого яйцеголового прихлопнуло чем-то тяжелым. Почему Бог никогда не обрушивает кару на роев пурди мира сего?

Салли не ответил, решив, что Рут вряд ли спрашивает всерьез.

– В любом случае, – произнес он, – за меня не беспокойся. Я чего-то хандрю.

– У всякой хандры есть причина, – отрезала Рут. – Когда возвращается Питер?

Ах вот к чему она клонит. Ладно. Значит, скорее всего, не вытянет из него правду.

– Вроде во вторник. А что?

– Может, он все-таки передумает.

– Нет, он твердо решил уехать. – Рут впилась в Салли взглядом, и он спросил: – Что?

– Ты очень расстроишься, если я скажу, что так и не полюбила его?

– Ну, он все-таки мой сын.

– Может, мне хотелось бы, чтобы он и вел себя соответственно.

– А ему, может, хотелось бы, чтобы, когда он был маленьким, я вел себя как отец.

– И срока давности эта обида не имеет?

– Не знаю. А должна?

– Я тоже не знаю, – ответила Рут. – Впрочем, все мы лажаем. – Она кивнула на дверь дочкиной квартиры.

– Это точно, – согласился Салли. – Вообще-то я думаю, Питер меня почти простил. Обычно мы с ним нормально ладим.

И это была правда. Питера по-прежнему удивляло, что два таких разных человека связаны кровным родством, но в последние годы их с Салли отношения все-таки потеплели. Те полтора года или около того, что они проработали бок о бок, пока Салли не удалился от дел, явно пошли обоим на пользу. Возможно, Питер по-прежнему не понимал, что движет отцом, но, по крайней мере, он понял ритм дней Салли, не говоря уж о вечерах. А Салли, в свою очередь, приятно удивился, узнав, что Питер отнюдь не такой слабак, каким кажется, не чурается тяжелого физического труда, пусть даже тот не приносит ему удовлетворения и не откликается в его душе.

Уж конечно, Салли не удивился, когда Питер вернулся к преподаванию, и вполне естественно, что теперь почти все свободное время он проводил в Шуйлере с друзьями-преподавателями. Впрочем, иногда он все же заглядывал в “Лошадь”, заговорщически подмигивал Бёрди, садился за стойку рядом с Салли и оставался там (вроде как с удовольствием) до самого закрытия – Салли это было приятно. Отношения Питера с сыном-подростком порой складывались непросто, совета, как поступить с Уиллом, он никогда не просил (а Салли хватало ума не лезть с советами), но все-таки был благодарен отцу за готовность выслушать и посочувствовать. Время от времени Салли даже казалось, что они с Питером сблизились и тот намерен не только простить, но и забыть, – эта возможность, кажется, приходила на ум и Питеру, но стоило этой цели замаячить на горизонте, и он всякий раз отшатывался, как от раскаленной печи. Салли же, в свой черед, опасался, что в некотором смысле сын остается для него загадкой такой же глубокой, как прежде, – такой же загадкой, какою и Салли, должно быть, казался своему отцу, такой же головоломкой, какою Уилл порой представлялся Питеру. Может, так оно и устроено? Так и должно быть?

Вот что со временем понял Салли: сын его несчастлив, поскольку считает, будто не состоялся в жизни. Салли это казалось бессмыслицей: ведь Питер всего добился. Он, в конце-то концов, преподает в престижном гуманитарном колледже, а три года назад, когда редактор хиреющего глянцевого журнала для выпускников ушел на пенсию, Питер занял его должность и вдохнул в издание новую жизнь. Вдобавок его рецензии на книги, фильмы и музыку регулярно печатали в местной газете Олбани. И в свои зрелые годы Питер сохранил привлекательность, его непринужденное обаяние как магнитом притягивало женщин, причем в основном моложе его. Еще он вырастил сына, который окончил школу уже в январе, на полгода раньше одноклассников, а весной слушал лекции в колледже Шуйлера. Осенью Уилл поступает на первый курс Пенсильванского университета, да еще с полной стипендией