Дурной глаз - страница 39



– Привет, – забормотал Юлий, усаживаясь на диване. Кольнуло – в шею и в бок. Гудела голова. От одеяла пахло жёлтым потом. – Рассказывай, что узнал.

– Значится, так, – рыкнул Толик по-глебжегловски. – Не знаю, с какими экспертами-оценщиками работает антикварный магазин, где тебе продали шкатулку, но эти ребята – профаны. Я б их уволил.

– Шкатулка действительно стоит больше, чем я за неё заплатил?

– Вот слушай. Сама по себе шкатулка не представляет особой художественной ценности. Она, конечно, симпатично смотрится, почти стильно, и сохранилась удивительно хорошо… латунь темнеет, ты же знаешь… но сама работа простая. Разве что над замочком создатель шкатулки потрудился на славу, раз никто не смог его открыть. В остальном – ничего, повторяю, примечательного. Ага! Платишь за возраст вещицы, а не за мастерство. Если бы не одно «но».

– Надпись?

– Да. Слушай. Мой знакомый рассказал, что подобных шкатулок было сделано несколько. Доподлинно установить, кто их изготавливал, не удалось. Есть на примете несколько фамилий европейских мастеров позапрошлого века, но ты их всё равно не знаешь, да и я, признаюсь, тоже. И неважно! Все эти шкатулки без надписей. Твоя – исключение. А такие исключения влияют на цену. Прилично так влияют. Кулёмы, продавшие тебе шкатулку, продешевили. Ты должен радоваться.

– Я богат или сказочно богат? – скривился Юлий. Толик хохотнул. – Удалось выяснить, что там написано?

– Брось перебивать. У меня телефон может разрядиться.

– Молчу.

– Ты оказался прав: надпись на шкатулке – никакая не латынь. Это вообще ни один из известных языков, использующих в письме буквы латинского алфавита. Но мне стало ясно, что эти слова – не тарабарщина. В том, как они расположены, есть система. Понимаешь? Сначала я решил, что это какой-то шифр.

– Продавец тоже самое говорил, – откликнулся Юлий.

– Я ни разу не лингвист, но знаю одного спеца. Знаком заочно. Это профессор Бенсман. Живёт и работает в Израиле. Мужик – гений в своей области.

– Звучит торжественно.

– Да не перебивай! Бенсман говорит, это санскрит.

– И?..

– Для санскрита используется разновидность письма, которая называется деванагари. Тот, кто заказал выполнить надпись на шкатулке, не был с деванагари знаком. Скорее всего, и с санскритом тоже. Предположительно, услышал слова на санскрите и записал на слух – латиницей. Человеку, не говорящему на санскрите, надо иметь очень хороший слух, чтобы разобрать незнакомые слова, их правильное звучание. Кто бы ни сделал надпись, он очень точно записал латиницей услышанное. Как говорит профессор, максимально приближенно к оригиналу.

– Скажи, что у тебя есть перевод, – не сдержался Юлий.

– У меня есть перевод! – провозгласил Толик и умолк. Юлий с недобрым предчувствием поднёс трубку к носу. Мобильник показывал картинку заставки.

Разъединило. У Толика всё-таки разрядился телефон. Юлий матюгнулся под нос.

Было слишком рано, чтобы собираться на работу. Не хотелось ни спать, ни вылезать из постели. Мучила жажда, но идти за водой на кухню Юлий тоже не хотел. Он укутался с головой в одеяло, потому что в зале было холодно, гораздо холоднее, чем в спальне, и, свернувшись, как эмбрион, вознамерился ждать утра… или звонка Толика. И сам не заметил, как провалился в сон.

Он несколько раз просыпался и снова засыпал, ворочался, пока стало совсем невмоготу. За полчаса до сигнала будильника он вылез из кровати и поплёлся по маршруту «туалет-ванная-кухня», в конечной точке которого собирался выпить воды и приготовить завтрак, Алисе и себе.