. Нарратив спас героя: Шаманов сумел «заговорить» свою боль, свои поражения и напасти. Пропев «хулительные песенки» тем, кто тащил его вниз, в Небытие, герой спасся. Вспоминая умерших и припоминая выживших, он – на руинах Империи – выстроил себе «укрылище», заново структурировав свое сознание, а через него – реальность.
Шаманов выжил – и написал роман «ДДП» («Дурные дети перестройки»), который на деле может читаться как «ПДД» – «Памятник дурным детям». Спасибо тебе, Кирилл…
Алимжан Турсинбаев, филолог
Единственная честная дорога – это путь ошибок, разочарований и надежд.
Сергей Довлатов
Свят кто слышал отголосок,
Дважды свят кто видел отражение,
Стократно свят тот у кого в кармане есть то,
что глазами не увидеть мозгами не понять.
Егор Летов
Я всегда подозревал себя в не идеальности и даже в смертности. В течение пары лет я, инвентаризируя память, прописывал по определённой схеме всех своих знакомых, каких мог вспомнить, группировал их по типам и ситуациям. Выяснял, как я к ним на самом деле отношусь, какие чувства они у меня вызывают и нужны ли мне эти чувства, чтобы разобраться в себе и в обстоятельствах, которые меня окружали. В результате письменного «перепросмотра» я определил причины конфигурации моей жизни и психики.
Исходя из полученных неутешительных результатов, я развернул полученные алгоритмы вперёд, на перспективу десять-пятнадцать лет. По большинству вариантов выходило, что с моими привычками и исходниками я обречён на провал и страдания. Помимо этого я почувствовал полную неспособность к работе на практически всех доступных мне должностях и увидел, что скоро меня ожидает жизненный коллапс в квадрате, к которому я с энтузиазмом мчусь со скоростью падающего самолёта.
Из прописанного и проживаемого выходило, что тот «Я», который эту «инвентаризацию» только что написал, и все мои мотивы «как» и «зачем» жить ведут к тому, что я либо умру от наркотиков, либо в тюрьме, либо буду убит, либо сгнию от болезней, и только «чудо духовного воскресения и перерождения» способно изменить сложившийся порядок вещей. Более того, с очевидностью получалось, что я уже мог быть убит или умереть несколько раз. В общем, ни продолжительность, ни качество такой жизни меня не устраивали. Изначально будучи о себе неплохого мнения, когда закончил прописывать вторую тысячу знакомых, я понял, что со мной всё очень плохо, я совершенно не понимаю, какой я, куда и зачем двигаюсь. В частности, оказалось, мне нельзя доверять даже моё тело, я его колю иглами неизвестного происхождения и подставляю туда, где его могут избить или посадить надолго в клетку. Все те вещи, на которые я «рассчитывал» в жизни – не более чем балласт, и требуют если не сдавания в утиль, то какой-то конверсии под настолько иные цели, что и подумать об их постановке невероятно. Весь мой чахлый оптимизм потрещал и сломался, я понял, что на месте «старого меня» проще построить «нового», как на месте деревянных развалюх и гаражей строят просторные и светлые новостройки.
Я глубоко разочаровался в себе и пришёл к необходимости психического самоубийства. Менял свои привычки на обратные: торчал-не торчу, молчал-говорю, говорил-молчу. Перестал ходить в места, куда больше всего тянуло, и мечтать о том, о чём мечтал, общаться с теми, с кем общался, и тому подобное. В выборе новых привычек я сосредоточился на таких, которые могли бы спасти меня, сделать мою жизнь безопасной и хоть немного интересной. Так как биохимия мозга была необратимо разрушена и нормальные «удовольствия» мне почти не доступны, обманывал как мог свою перистальтику при помощи женщин и искусства.
