Души исполненный полет. Ольга Киевская - страница 12
Она богата опытом, как лермонтовский Демон, она целые века неравнодушно наблюдает человечество в его стремлении к воле и счастью – научилась любить людей сознательно и искренне, и этот порыв до такой степени решителен и неугасим, что поднялся до апогея, идеальной высоты поэтического таланта:
Миросозерцание, такое стройное и логическое в стихах Киевской, без агонии и зловещих предчувствий, не ведущее к распятию и казни – ведь по сути отражает естественное стремление людей к цветущей жизни, к свободе, к сохранению веры в самих себя, к своей личности. В таком мировосприятии, когда мир не превращен в пучину личного произвола и человеку разрешается все то, что не обижает и не оскорбляет других, а поступки проистекают не из отвратительных и фальшивых побуждений – ключ к разгадке таланта Киевской, изумляющей современников звуками свой лиры поэтической:
«Счастливая смелость» – общее поэтическое настроение Киевской, слагающееся из жажды жить с ликованием и жажды творить совершенно и завершенно; чем более зрелым становится талант поэта, тем реальнее выражается это лирическое настроение и аккорд разлагается на более частные, но зато и более определённые мотивы: любовь, нежность, грусть, сострадание, родина, отчий дом…
В мире подлунном поэтесса хочет «впадать в ересь идолопоклонства», грызть землю, как волчонок Мцыри, чтобы «…время чувствовать на вкус»: …Слушать дьявольские струны //Лютой лютни Люцифера,// Хороводить с чертом дружбу,//…Завербовать на службу //Огнедышащих драконов…».
Киевская – носитель эллинского мышления. Ее стихотворения наделены разительной силой, потому что создаются с помощью Сивиллы, устроительницы настоящего и предсказательницы будущего, поэтесса размышляет о вечных вопросах бытия, о смысле человеческого существования и в своих субъективных ассоциациях создает палитру образов, подчиненных тайным заветам пророчицы:
Для Киевской мир людей – не «бездушный лик» и не дряхлая фигура безразличия – печатника прижизненной смерти. Везде она видит Тайну. Чудо. Свободу. Душу. Желанная гостья в этих роскошных просторах, где «…у дневной кифары вырвали с корнем струны,//Лишь мотыльки с восторгом бьются о бубен лунный…»
Ее влечет не «биография тела, а биография души», в поэзии она ищет или «аленький цветочек» или «лунный вкус» – свой «Храм любви», тот «страстный непокой», колдовской, иррациональный, чтобы пресное бытие окрасить «мечтой манящей и дразнящей» – «играть с огнем» и «жить на грани „можно“ и „нельзя“».