Шеф прикрывает дверь, в опасении, чтобы такие страшные обвинения, полагаю, не услышали другие подчинённые, и смотрит с вопросом на сына.
— Андрей… — говорит ровным тоном, без негатива, но тон этот заставляет стоять ровно даже меня. — О чём речь?
Тот молчит.
— Я сказала что есть. Он взял чужое. Без разрешения. К тому же навёл здесь жуткий бардак! Если вы за год, пока я у вас работаю, обратили внимание, у меня всегда порядок. А теперь посмотрите, что там! — Арсений Дмитриевич не даёт мне договорить, поднимая предупредительно вверх руку, чтобы я замолчала и продолжает пристально смотреть на сына.
— Говорит, сын.
Тишина несколько секунд.
— Я был голодным, пап, — смягчает голос в разговоре с отцом пацан и теперь пытается оправдаться.
— Какая разница?! Это не даёт тебе право брать мои вещи! — не отступаю.
Дело не в продуктах для меня, еды совершенно не жалко.
Главное, он залез в пакет с моими вещами и взял то, что предназначалось другому человеку. И сделал это без разрешения.
Если бы он просто извинился, я ничего не сказала бы своему шефу, но пацан слишком дерзок и спускать на тормоза я не намерена такое поведение.
— То есть это правда, и Лиза не врёт?
Пацан кивает и опускает виновато голову.
Молодец, хоть не выкручивается.
— М-да… А зачем ты взял чужое?! — замечаю, как брови босса резко сходятся на переносице.
Это выражение лица я знаю. Оно не сулит ничего хорошего.
Он умеет быть жёстким, и, полагаю, Андрей увидит сейчас его гнев во всей красе.
— Здесь всё твоё… мама…
— Ясно… Полина… язык без костей… — прерывает, видимо, слушая эти речи уже не в первый раз про то, что здесь всё папино, а значит, и его. — Убери за собой! — но пацан продолжает стоять на месте. — Я только что сказал: убери за собой!
Вижу, как у мальчика неожиданного глаза наливаются влагой. Это замечает и мой босс, но его это не волнует.
— Мы ждём, Андрей!
Тот продолжает стоять на месте, теперь уже точно осознавая, что поддержки от отца не дождётся.
Он растерян, замечаю.
Полагаю, он думал, что отец будет действовать, как и его мамаша — унижать сотрудников, напоминая, кто здесь хозяин. Но неожиданно для пацана отец так не поступает.
Видимо, не понимая, как дальше действовать, как противостоять отцу в его гневе, делает несколько шагов спиной, потом резко отворачивается и сбегает в его кабинет.
— Стоять! — рявкает он вслед сыну, но тот не реагирует.
Мы остаёмся вдвоём. Повисает звенящая тишина.
Я таким, как сейчас Арсения Дмитриевича никогда не видела. Он бывает зол, бывает резок, но, чтобы так…
— Это было печенье… — теперь хочу объясниться. Хочу сказать для кого оно предназначалось, и, возможно, он поймёт, почему я так категорична.
— Извини нас, — поворачивается ко мне, прерывает. — Мать его, видимо, совсем разбаловала. А мне некогда его воспитанием заниматься шибко, я всё время пытаюсь денег заработать, чтобы он ни в чём не нуждался.
— А может, ему другое нужно от вас, — зачем-то говорю это вслух и жалею сразу же.
— Ты о чём? — не понимает.
— Ну вот, например, вы могли бы научить его… убирать за собой, — смотрю на свой рабочий стол. — Вот мои братья, когда были в его возрасте, уже знали, что обязаны убирать за собой сразу после того, как покушали.
— А сколько у тебя братьев? — неожиданно спрашивает меня Арсений Дмитриевич, переключаясь на тему моей семьи.
Если до этой минуты он был зол и рассержен, сейчас неожиданно, после того как я сказала ему про братьев, у него в глазах появляется какой-то странный огонёк. Я бы даже сказала, интерес.
