Наступила пауза.
Потом Шершеневич торжественно объявил:
– Теперь мы настоящая банда.
– То есть, – спросил Ивнев.
– Имеется в виду в литературном плане, – поспешил успокоить коллегу Мариенгоф.
– Вот именно, – засмеялся Шершеневич. И кстати в нашу группу еще войдут два художника: Борис Эрдман и Георгий Якулов.
Я с ними разговаривал месяц назад. Думаю, никто не будет возражать. Это хорошие, талантливые ребята. Хотя насчет Якулова пока сомневаюсь.
– А они тоже будут входить в редколлегию? – осведомился Грузинов.
– Конечно, – хлопнув по столу, сказал Есенин. Будем все произведения, готовящиеся к печати обсуждать коллективно. С этим думаю, вопрос у нас будет положительно решен.
Вдруг Мариенгоф встал, прошел на кухню, взял доску для нарезки хлеба и стал объяснять:
– Допустим это наша платформа. Так вот на этой платформе будут существовать три принципа. Первое – это быть честными перед людьми, второе – удивлять этих людей новыми образами и метафорами, а значит хорошими произведениями, и третье – заткнуть за пояс все остальные литературные группы.
Он внимательно взглянул на Ивнева, потом на Шершеневича и спросил их.
– Надеюсь, вы как бывшие футуристы не возражаете против такой концепции?
Шершеневич нервно рассмеялся:
– Слушай Толя брось дурачиться. Ты же сам подчеркнул, что мы с Рюриком бывшие футуристы. А значит, что было, то навсегда ушло.
– Да, да, – затряс усиленно головой Ивнев.
Да так сильно затряс, что казалось еще чуть – чуть и она упадет с его тонкой шеи.
– А еще было бы неплохо открыть свой книжный магазин, – предположил Есенин.
Он слегка тронул Мариенгофа за плечо.
– Мы с тобой Толя об этом беседовали.
– Да, – кивнул Мариенгоф. Надо будет побегать насчет этого вопроса.
В комнату, где собрались участники обсуждения, неожиданно заглянул Гусев – Оренбугский (до этого он в своей комнате попивал чай). Писатель спросил:
– Долго ли будете вы еще обсуждать ваш так называемый имажинизм?
– А что? – обернулся к нему Есенин.
– Вот именно, что вас собственно смущает уважаемый старейшина, – немного с иронией осведомился также Мариенгоф
Гусев – Оренбургский с удовольствием усмехнулся и медленно проговорил.
– Получил вчера гонорар за свой двухтомник. Хотел вот вас молодежь угостить чем – нибудь вкусным. А то пьете только ваш суррогатный кофе…
Договорить до конца писателю не дали. Радостный рев одобрения тут же широкой рекой разлился по комнате.
Громче всех улюлюкал Александр Кусиков, или как его все называли коротко: Сандро.
Но тут поднял руку Мариенгоф и очень серьезно заметил:
– Так мы же не завершили еще обсуждение…
Однако Кусиков не захотел его слушать и почти завопил: «Потом, потом…»
И пустился в пляс. Напевая про себя малопонятный горский мотив, попытался максимально достоверно изобразить танец лезгинку.
По национальности Сандро был армянином (настоящая фамилия Кусикян). Но иногда любил для чего – то рассказывать, что он черкес. Впрочем, никто так толком и не мог понять черкес он или армянин.
Еще недавно красный командир Кусиков специально уволился из армии, очень серьезно увлекшись литературой.
А еще он любил хвастаться тем, что знаком с прославленным революционером и террористом Яковом Блюмкиным.
И эту свою неуемную радость, он нес весьма почетно и гордо как дорогой орден на груди.
– Эх, какой парень, какой парень, – восклицал он часто в адрес Блюмкина. Не встречал еще таких. Ничего не боится. А как он ловко пробрался в здание посольства и этого немецкого посла Мирбаха на тот свет отправил…
