В его жизни такое случилось впервые, что ему пришлось выполнять ответственное задание, порученное самим главой государства.
Тут он увидел Есенина, Клычкова и Герасимова.
Молодые поэты поочередно поздоровались с ним.
В левой руке «дедушка» цепко держал за древко небольшого размера красного цвета флаг.
– Что это у вас Сергей Тимофеевич? – спросил с интересом Герасимов.
– Разве не видишь? Это флаг, символ новой власти – ответил гордо Коненков. Сам Ленин дал его мне в знак благодарности за мою революционную работу.
– А получилось то, действительно здорово, – воскликнул Клычков. Ему в тон стал кричать и Есенин:
– Ух, ты, ух ты, – как здорово. А ведь мы теперь классики, наверное, – радовался как ребенок он.
Коненков по – отечески взглянув, на ликующего Есенина, вынес свой невозмутимый строгий вердикт:
– Этого пока нам не понять. Потом будет ясно. Так что погоди еще плясать.
– Ну, вот дедушка и порадоваться нормально не даст, – обиженно хмыкнул Есенин, и тут же громко и озорно воскликнул: «Да здравствует революция на земле и на небесах».
В январе 1919 года Есенин, пользуясь хорошим отношением к нему Наркома просвещения Анатолия Луначарского и председателя Моссовета Льва Каменева смог выхлопотать
в Козицком переулке пятикомнатную квартиру для так называемой «писательской коммуны».
Создать такую коммуну решили для того, чтобы показать насколько лояльно новая власть относится к писателям, которые сотрудничают с ней.
Есенин немедленно пришел, к Рюрику Ивневу и стал уговаривать его переехать в эту квартиру.
Как он выражался в их новое «житие – бытие».
– Мы ведь с тобой друзья, – порывисто, с энтузиазмом говорил Есенин. У меня есть право выбирать. Вот я и выбираю тебя и Толю Мариенгофа. Он такой же друг мне, как и ты.
– Но ведь ты говоришь, что еще трое будут? – настороженно интересовался Ивнев, смешно хлопая ресницами и покачиваясь на тощих ногах как былинка.
– Ну да, еще писатель Гусев – Оренбургский, поэт Иван Рукавишников, и журналист Борис Тимофеев, – перечислил Есенин.
– А для чего они? – с некоторой неприязнью в голосе строго осведомился Ивнев.
– Ну, видишь ли, их лично уважает товарищ Луначарский.
– А ты знаешь Сережа, что Рукавишников пьет напропалую, – тихо и немного с испуганным выражением лица проговорил Рюрик Ивнев.
Он пытливым чуть ироничным взором уставился на Есенина, ожидая, что он ответит на этот весьма непростой, по его мнению, вопрос.
– Ну и пусть старик пьет, – засмеялся Есенин. А мы пить много не будем. Мы будем работать, и покажем чего мы стоим. Так ты согласен?
– Надо подумать.
– Чего думать, – разозлился Есенин. – Не мы так другие займут эту квартиру. Коммуну уже одобрили в Моссовете. Тем более, у тебя ведь отопление не работает, а там тепло и уютно.
– Да, это правда! – неожиданно грустно констатировал Ивнев, вытаращив на Есенина маленькие, как у птички глаза.
Это рассмешило Есенина. Он весело заметил:
– Понимаешь как это важно, когда в квартире есть отопление, и когда есть тепло. К тому же у каждого будет отдельная комната.
– Неужели отдельная? – с большой радостью переспросил Рюрик.
– Именно, – поддакнул Есенин. Я с Мариенгофом буду в самой большой, а вам всем по комнате предоставлю.
– Ну, хорошо, в таком случае я, наверное, приду туда, – наконец согласился Рюрик.
– Вот и прекрасно, – хлопнул удовлетворено Есенин Ивнева по узкому костлявому плечу.
* * *
