Два голоса, или поминовение - страница 6



Я вижу его пред глазами – он стонет и плачет
и просит воды... О, как он при этом глядел!
Мой брат, я тебя напою. Для тебя есть вода еще
в фляжке...
Как мне тяжело было маршем походным брести —
не знаю, затем ли, что сердце томило так тяжко,
затем ли, что двести патронов с собой полагалось
нести...
О, пусть это небо раздавит меня, уничтожит,
но я перед ним не согнусь, закричу, вызывая на бой:
– Артиллерия черная, ты еще выстрелить можешь
и солнцем промчаться слепым над землей неживой.
Ну что же, плесни в меня смертоносною лавой огня,
сверкни траекторией радуг, чтоб лег бездыханным
трупом,
пучина бездонная пусть навеки поглотит меня,
вместе с сердцем – надтреснутым, юным и глупым.

Soldat inconnu[2]

Был я простым солдатом.
Стало ненужным имя.
Труп, у могилы взятый,
придавлен я мостовыми.
На грудь мне швырнули знамёна,
чтоб не видеть следа от пули.
Лежу я, гранитом стесненный,
твердым булыжником улиц.
Грудь сапогами топтали
солдаты полков несметных:
«Победа!» – в угаре кричали,
проходили и удивлялись смерти...
Стойте, замрите на марше!
Нет победителей, братцы!
Снимите с груди моей тяжесть:
Триумфальную арку и Францию!
Не хочу я быть ее сыном —
она, крови напившись, ликует.
Я пойду на нее с карабином,
в сердце ей штык воткну я!
Разбейте ей душу пустую,
кости развейте по ветру —
я приведу вас во Францию иную,
в отчизну любви победной!

Последняя война

I

Точка!
Кончайте с этим без споров!
Довольно кричать: «Ура!..»
Глядите:
плетется армия через город —
та, что сражалась за вас вчера.
Дивитесь?
Мечетесь бестолково?
И никто не знает, что говорят:
то ли что война начинается снова,
то ли что просто готовят парад.
– Мы очень солдатиков любим,
мы им бросаем букеты,
да и государство им платит!
Но эти... в лохмотьях грубых...
Кто же поверит, что это
наши отцы и братья?
Зарыли их
сотнями
в братских могилах,
поплакали —
и дело с концом...
Зачем же явились?
Кто пригласил их?
И кто их опять закопает потом?
Шли
по улицам
батальон за батальоном,
сгнившие,
не лица —
оскал черепов.
Черное пятно
на виске размозженном,
флагами
отрепья
почерневших бинтов.
Заполнили площади,
бульвары наши,
стали бивуаком вдоль улиц...
...И сразу
по лестницам радиобашен
депеши в просторы шагнули:
– Всем! Всем!
Встаем из гробов!
Помогите нам вылезть из ям!
Мы,
убитые со всех материков,
заявляем:
конец смертям!
Думаете:
«Павшие мирно спят...
А это —
сражений мерещится ад...»
Нет!
На площадях и на улицах митинг.
Слово имеет неизвестный солдат.

II

Страх
лапой косматой
бил по окнам.
На засовы ворота и ставни.
Ни вздоха.
Но слышно было:
шли
шагом широким.
С улицы
слышалось:
барабаны,
пение,
грохот.
В касках стальных
шли немцы
скопом
с Марны,
Соммы,
из-под Вердена.
Шли
замерзшие в бельгийских окопах —
из колоний пригнанная
черная смена.
Шли
голубые французские зуавы,
русские – в тине мазурских озёр,
австрийцы одиннадцати атак у Пьяве.
Шли
заколотые,
задушенные,
застреленные в упор.
С полей, из лесов,
со дна океанов —
вот все уже здесь они – вместе.
Толпы
под городом, морем нагрянув.
Шумят,
шумят
знамена и песни.
Ша-гом... арш!
Огромным потоком
хлынули
полк за полком...
– Эй!
Мост наш —
от запада до востока!
Идем!
Идем!
Идем!

III

Идут солдаты на запад. Идут бойцы на восток.
В брюхо Европы, как в барабан, бьют карабин
и сапог.
Идут добывать Варшаву, Париж, и Берлин, и Рим.
В небо швыряют песни. В небо – штыки и дым.
Шагают, проходят с песней: родина – целый свет —
земля, и моря, и небо – годы, мильоны лет.
Века наперерез им. А они – как через порог!