Два голоса, или поминовение - страница 7



Жалости нет для неба – умер, пристрелен бог.
Он умер, сраженный песней. Труп притащат на суд.
Фронт через землю – в небо. Фронт и там и тут.

IV

Четыре армии – четыре лезвия —
в Рим – в Пиренеи – в Урал.
Торпеды! Пушки и митральезы!
Знамена по ветру! Ур-р-ра!..

V

Это не молния
ударила прямо
в триумфальную арку победы.
Не гроза
разрушила стены храма.
Это крылья примчали
другие беды.
Крест золотой
над Пантеоном
качается,
рухнет —
еще один миг.
Вздымаются,
подобно рукам обагренным,
разгромленные арки базилик.
Треснула сталь.
Сверглась лавиной
и ринулась неудержимо.
Слышно:
бьют приклады карабинов
по двенадцати таблицам
законов Рима!
Валится готика
лесом высоким.
Со стен алтарей
вопят
святые,
летят
из библиотечных горящих окон
Библия,
Евангелие
на мостовые...
Бога в небе
не нашли самолеты.
Подлодки
зря
гонялись за ним.
– Вранье!
Там пусто! —
кричат по ротам, —
Сами
заново
мир создадим!
Идут.
Небеса голубеют рядом.
Идут.
И каждый – бог с этих пор.
В огонь несут
флаги,
кресты – громадой,
разжигают
невиданно огромный костер.
Пылает.
Зарево взвивается, клокоча.
Багрянцем
расцвечена
окрестная ширь.
. . . . . . . . . . .
Земля наша!
Земля ничья!
Мир!
Мир!
Мир!

VI

Когда
никому уже не придется
делить огромную родину мира,
сонм белых ангелов
вернется,
и все разодеты,
словно для пира.
Неважно,
что губы изъела могила,
что червь
живет в глазах, жирея.
Они вернутся
к своим любимым,
а те
повиснут у них на шеях.
Не из могил:
из дальних странствий
придут к родному порогу гости.
Земля расцветет
цветком пахучим,
пылающей розой —
любовью.

Исповедь

Дерзил я свету.
Ночам перечил.
Душил я ветры
удавкой-речью.
Гремел я громом.
Дождем рыдал я.
И зримым словом
весть оглашал я.
Слова-стремленья
швырял я в небо.
Слова-каменья менял
я в хлебы.
Глухая ночь над
горой святою.
– Мария, видишь
свет надо мною?
– Звезда сияет,
заря пылает,
но то не ангел
знак посылает...
– Мария, слышишь?
Моё ведь имя!
– Да нет, всё тихо
в Иерусалиме...
– Он лжет, Мария,
Отец небесный:
как гвозди – звёзды,
как пика – месяц!
Утёр бы кровь —
перебиты руки...
Ты понял, Петр,
Сколько в слове муки!
Мрак наготове.
Время в зените.
Нет правды в слове.
Грех отпустите...
Грех отпустите...

Рабочие

День начался рабочий.
Молот несем, кирку и лом.
Молот в руках грохочет —
строим за домом дом.
Забиваем снова и снова
сваи в глубину рек,
разжигаем уголь Домбровы
в машинах, движущих век.
Воздвигаем железные своды,
строим храм без богов, без слёз,
запрягаем гений народов
в сверкающий звездный Воз.
Расправляем крылья в походе,
вихрем улиц вперед идем,
прорезаем тучи над Лодзью
красных зарев ножом.
Мосты на Запад и на Восток!
И дальше, не зная препон!
В горизонт
молотом бьем!
Последний подходит срок!
Мы куем,
кузнецы, —
нас миллион.
Молния. Гром. Мощная песня
в груди пылает пожаром.
Железная цепь треснет
под нашим тяжелым ударом.
В буфера кровь вместо масла влив,
путь расчищаем своими руками.
Вперед, истории локомотив!
Котлы разожжем своими сердцами.

Демонстрация

Кипящий жар пожирали тротуаров иссохшие глотки,
раскалённого солнца кусками падал на крышу гром.
Толпа вырастала в небо. Напирала, выставив локти.
Убегали, звонили трамваи. Шаг печатал за домом дом.
Как глаза, небеса расцветали. Глаза васильками
синели.
Гудели сердца дрожащие, спазмом клубился крик.
Ветром улиц – птицы-знамёна и дымы от фабрик
летели.
Синих жил в кулаках напряженье. Лбы таранят тупик.
Триумфальные арки вьядуков напрягли тетиву разгона.
В черепах купола базилик, многократно огромней,
чем Рим.
Груди голые – рык батарей, взрывами распалённых.