Два месяца плена - страница 4
Огромные янтарные стволы — сотканные воедино толстые брёвна. Они напоминают камни, облепленные охристой глиной, но не древесину. У оснований и гигантских корней нет веток. Вся кипарисовая хвоя находится под небесами. Но лес не кажется светлым. Между деревьями-монстрами растут огромные пушистые ели. И лес приобретает оранжево-зелёный цвет. Непролазная глушь, потому что у елей растёт папоротник, тоже немаленький.
– Вам нравится, Зоенька? – с усмешкой и ядом спрашивает Анатолий Борисович.
Не, мне нравится, только вот этого не может быть.
– Секвойи растут в гористой местности на берегу Тихого океана, – выдаю замогильным голосом. – Есть ещё в горах Китая. Отдельные деревья в ботанических садах Крыма. Нет в России таких лесов.
– Ты хочешь сказать, что мы не в России? – продолжает издеваться надо мной старик, и его ублюдочные отпрыски начинают смеяться.
– Нет, – тихо отвечаю я, чувствуя настоящий липкий страх.
Потею. Ненавижу потеть, особенно холодным потом.
Я – заяц стреляный. У моего отца часто бывали проблемы. Бандитские разборки происходили порой даже в квартире. Последние, когда выкрали моих брата и сестру, были особенно отвратительны. Я уже перестала бояться чужой смерти и даже своей не особо пугаюсь.
Но меня выбивает в кромешный ужас всё противоестественное, необъяснимое и паранормальное. Марусенька любила колдовство и передачи про параллельные миры. Я же ослабеваю перед тем, что не могу объяснить.
Лес секвой. Штат Калифорния. Даже если бы я уснула в машине, когда дед Толя меня вёз с подпольной рабовладельческой точки, я не могла бы столько времени проспать, чтобы уехать так далеко. Да и что гадать! Ещё сорок минут назад перед этим обедом за окнами мелькали вполне русские деревни.
Чем ширнула меня эта богатая семейка?
Они же для развлечения купили меня. Живого человека для своих мрачных желаний. И что за эксперименты на мне ставили, что я вижу за окном лес, которого не существует?
Не может существовать здесь этого леса!!!
Я, конечно, не биолог. Но образование хоть какое-то имею. Не помешана на любовниках и красоте. Кругозор расширяю немного. И всё, что я знаю о секвойях, не вяжется с тем, что я вижу за окном.
Стоят между необъятных стволов высокие ели, обвитые настоящим виноградом. И виноградные лозы свисают до земли, полностью покрытой ярко-зелёной травой, на вид очень мягкой.
– Где я? – срывается с моих губ ожидаемый вопрос.
– В лесу, – отвечает Анатолий Борисович.
Хихикает тупорылая бесформенная Милана.
Я пытаюсь задать себе вопрос. Что бы я выбрала: вот в таком неведении отправиться в мир, полный галлюцинаций, или смерть в публичном доме? И сразу ответить не могу.
Я откровенно боюсь потусторонних вещей, хотя и приходилось всю жизнь признавать, что они существуют.
******
Я ещё от природы толком не отошла, а мы уже подплываем к пункту назначения.
Река становится очень широкой. Деревья на берегах растут высокие, но не такие, как секвойи. Лес настолько густой, что даже глубины не разглядеть, просто частоколом стоит и прямо к воде подступает. Извилистые мощные корни в реке полоскаются.
Заходящее солнце алыми лучами играет по глади воды мерцающими змейками. Вода в тени деревьев уже приобретает чёрные оттенки ночи.
Когда я выхожу на палубу, мне становится ещё хуже. Очень тепло. Конец мая, а жара, как в июле. И воздух…
Это что-то!
Чистейший, словно родниковая вода, надышаться невозможно. Ещё пропитан ароматами летнего леса.