– У них же детей нет! – вскрикнул он от неожиданной догадки.
«Ну и что? Мог ли же ведь быть!» – тут же успокоил он себя.
Если и так дело не заладиться, были и другие варианты для шантажа. «Главное, найти этого ирода!» – зло думал дед. А если все получиться, что тогда делать с деньгами? И на этот вопрос был у пенсионера ответ. Помещение московского клуба филателистов давно нуждалось в замене рам и дверей, в обновлении наглядной агитации.
Как осуществить задуманное? И об этом подумал Петр Никанорович. Сразу же по прибытии в Сочи, он направился в местное отделение всероссийского общества филателистов. Там он рассказал о своем деле, немного изменив ситуацию и представив Соскачева, как бывшего члена их клуба, который скрылся, прихватив с собой очень ценную серию почтовых марок, принадлежащую московскому отделению.
Нет ближе братства, чем братство по интересам – сочинцы с готовностью согласились помочь. Всем, от мала до велика (а именно таким был состав клуба – средний возраст здесь отсутствовал), были розданы размноженные снимки Соскачева. Забросив текущие филателистические дела, южане двое суток прочесывали любимый город и, в конечном счете, обрели успех!
Один из «разъездов», состоящий из древнего старика с серебристой бородой и пятнадцатилетнего рыжего пацана, наткнулся на Соскачева в тот момент, когда беглец покупал газету в киоске на набережной. Старик от неожиданности сел на табуретку между лисой Алисой и котом Базилио, где и был тут же заснят местным фотографом – бомбилой.
У Рыжего нервы оказались крепче. Он, преодолев внутренние судороги от нежданной, но желанной встречи, подошел к Ивану Никаноровичу и треснувшим голосом спросил:
– Который час?
Вопрос был настолько банален, что Соскачев на него ответил. Далее он сел в автобус и укатил. Но уже не один. Оставив деда-напарника разбираться с фотографом, Рыжий, как ему казалось, незаметно, увязался за москвичом. Иван Никанорович пацана приметил, но не придал этому никакого значения.
Автобус, матерясь выхлопными газами, преодолел все подъемы и спуски на своем пути и оказался на окраине города.
– Конечная! – безразлично сообщила пожилая кондукторша.
Пассажиры неторопливо покинули салон. Рыжий пацан, словно индеец-разведчик, прячась за кустами и деревьями, преследовал Соскачева. Иван Никанорович его заметил и разозлился. Он, укрывшись за незаконно выстроенным возле тротуара сараем, дождался крадущегося юного филателиста и когда тот поравнялся с ним, схватил его за шиворот и грозно спросил:
– Ну?!
Рыжий от страха свел глаза к носу, втянул голову в плечи и дребезжащим голосом спросил:
– Ко-ко-который час?
– Я же тебе уже говорил!
– Я… я… я забыл…
«Одни идиоты вокруг!», – со злостью подумал Соскачев и сказал:
– Двенадцать тридцать! Запиши себе где-нибудь!
Он оттолкнул надоедливого пацана и пошел дальше. Рыжий, несмотря на потрясение, продолжил наблюдение, но уже без продвижения – он залез на сарай и стал следить оттуда.
Метров через пятьдесят Иван Никанорович вошел в калитку и исчез из поля зрения юного следопыта. Рыжий пробежался туда и уточнил адрес. «Ворошилова, 45. Не забуду».
Уже к двум часам координаты зятя имелись у Петра Никаноровича. Он нервно почесал подбородок, еще раз прокрутил в голове возможный разговор с Соскачевым и вышел из клуба филателистов. От дальнейшей помощи сочинских коллег он отказался, сославшись на интимность дела. В чем именно состояла интимность, южане могли только догадываться, поскольку Попугайкин сел в автобус и, помахав провожатым из салона, исчез за синеватым дымом, вырвавшимся из выхлопной трубы.
