Какая-то неясная тревога свербела в голове, никак не могла оформиться в мысль. Георгий чувствовал, что это что-то важное, но никак не мог вспомнить. И вдруг… Он всё понял: ещё осенью от кого-то в деревне слышал, что на Ипатовом хуторе – лесная вырубка и туда должны поставить будку – теплушку для рабочих. Проверить это невозможно, и тем не менее, – это единственное, на что он может надеяться. В крайнем случае, забраться на печь, на дерево, если не будет будки. «Повыше, подальше от них, бежать, быстрее» – мысли скачут, в висках стучит. «Стоп! Никакой паники, иначе – конец! Своего долго грызть не будут, глотнут свежей крови и одурманенные, ещё более злые, за ним. Но метров сто в запасе, видимо, есть».
Георгий резко остановился, снял дубовые снаружи, но мокрые внутри валенки, без них легче будет по снегу бежать, и сильно швырнул их вперёд по дороге. Сам же, опираясь на ружьё, стал забираться на сугроб. Не останавливаясь на вершине, рванул по снежной целине в сторону леса и чернеющих труб. «Хорошо, что валенки кинул подальше, на несколько секунд они задержатся». Георгий бежал, проваливаясь в снег, не оглядываясь. Чувствовал, что волки уже близко. Но и хутор, вот он – рядом, каких-нибудь сорок метров, и на краю темнеет сарай или будка. «Только бы дверь не была заколочена», – на мгновение повернул голову и понял – не успеть! Ближайший был рядом – в сорока – тридцати метрах. Он огромными прыжками нёсся прямо на него. Георгий на ходу достал патрон, зарядил один ствол – второй не успеть! «Ещё два шага, ещё метр, не оглядываться! Рано!» Шаг к будке – вот она дверь! «Пора!» Мгновенный разворот и коченеющий палец послал навстречу слепой и неукротимой злобе подчинённую человеку смерть. Некогда было смотреть, где другие, шаг к спасительной двери. Не забита! Лишь закреплена алюминиевой проволокой в проушинах для замка. Что есть сил рванул железную ручку, оставив на ней клочья мгновенно примёрзшей кожи. Кинул в тёмный проём ружьё, выдернул нож и, поворачиваясь, сверху вниз с силой ударил в холку зверя, смыкавшего пасть на его ноге. Резкая боль пронзила ногу. Падая спиной в будку, ещё два раза всадил в хищника тесак. Хватка ослабла, волк захлёбывался своей кровью. Оттолкнув обмякшую тушу здоровой ногой, Георгий захлопнул дверь…
…Глаза постепенно привыкли к темноте, дышать стало легче, и только сердце гулко стучало: ушёл! Жив! Спасся!
Не обращая внимания на боль в ноге, ощупал рану. Штанина ниже колена и носок разодраны в клочья и насквозь пропитаны кровью, то ли волчьей, то ли своей. «Распарывать не буду», – решил Георгий, – «а то обморожу». Кое-как разодранной нижней рубахой туго перетянул ногу прямо поверх скользких от крови клочьев ваты и тряпок. Снаружи было тихо, но по шорохам и сопенью Георгий понял – они здесь и не уйдут.
Начали коченеть руки и ноги, и он вспомнил о потерянных рукавицах и шапке. Попробовал пошевелить пальцами на порванной ноге, не удалось. То ли кровь схватилась ледяным панцирем, то ли мышцы разорваны. Закружилась голова, перед глазами всё поплыло, и чтобы не потерять сознание он спиной прислонился к деревянной стене и стал делать глубокие вдохи, прогоняя дурноту. Только не отключаться, не упасть – это смерть, но не было сил даже открыть глаза. После страшного перенапряжения погони и боя организм отказывался работать, вместе с каплями крови из раны его покидали последние силы. И всё-таки превозмогая усталость, волевым усилием Георгий стряхнул с себя оцепенение. Привстал на локтях, и держась за стенку, поднялся, опираясь на целую ногу. Наступил на раненую – гримаса боли перекосила лицо: больно, очень больно, но кое-как передвигаться можно и на двух ногах.
