Дверь столовой распахнулась, и в помещение ввалилась сначала елка, а следом за ней и дед.
— Сидите? — почему-то с упреком спросил он у Григория. — Подсобите-ка! Будем елку наряжать! Сегодня у нас праздничный банкет. Все за счет заведения, но благодарственные взносы принимаются! — подмигнул дед Григорию.
— Ну и ушлый же вы, папаша, дед, — хмыкнул Григорий.
— Не попляшешь — не поешь, — развел руками дед.
Григорий рассмеялся и вручил деду пачку купюр.
— Надеюсь, шампанское на банкете будет?
— А как же без этого! С миру по нитке, с жильца по копейке — вот тебе и праздничный стол, — подмигнул ему дед. — Вы давайте-ка, столы отодвигайте, елку ставьте вот сюда, к этому окну поближе, а я пойду украшения принесу да других гостей позову вам в помощь.
Тоня отправила Алисе фотографии с видом из окна в вестибюле отеля. Правда, вестибюля никакого не было: так, небольшая прихожая-гостиная. И вида из окна тоже не было: одна сплошная белая пелена.
Дочка, в отличие от мужа, отреагировала сразу, сообразив и тут же спросив у Тони: «Это где тебя так замело?»
— По дороге из Воронежа в Москву, — сказала Тоня, когда Алиса ответила на ее звонок.
— Плохо слышно, мам, — прокричала она.
В трубке и правда все трещало и шипело.
— Застряла, едва выехала из Воронежа. Хорошо, по пути попался какой-то третьесортный отель, а то бы замело меня прямо в новенькой машине, — посмеялась Тоня.
— Ой, я же слышала прогноз. Этот ваш снегопад обещает закончиться к обеду, но ты сиди там, — посоветовала Алиса. — Не рвись в Москву, пока дороги как следует не расчистят.
— Да какая тут Москва, — вздохнула Тоня. — Хорошо, если завтра смогу отсюда выехать. Папа звонил?
— Нет ещё. Я так понимаю, он на тебя обиделся за то, что ты попала в снежную бурю? — поняла Алиса.
— Видимо, молчит, как немой и беспалый. Ни звонка, ни сообщения. Ладно, приеду разберусь.
— Я бы на твоём месте давно разобралась, — хмыкнула Алиса.
— Ладно, детка, давай, готовься к празднику, не буду отвлекать.
— Люблю тебя, мам, — чмокнула она Тоню в трубку и отключилась.
Алису не проведёшь. Она давно уже взрослая и давно видела, во что превратились отношения родителей. Они либо молчали по несколько дней, либо перебрехивались, как старые дворовые собаки. Алиса как-то Тоню огорошила, ляпнув в лоб:
— Зачем ты его терпишь, мам? Давно бы разошлись, и нашла бы ты себе нормального мужика.
— Он же твой отец, — опешила Тоня.
— Отец не отец, а думаешь, я не вижу, как вы живете? Чем так жить вместе, уж лучше порознь.
Конечно, умом Тоня понимала, что дочка права, а вот сердцем все ещё надеялась, что это период такой: он закончится, и все наладится. Только период этот затянулся уже на пятилетку. И вроде не старые они ещё — Тоне сорок три, Коле сорок восемь, — а жили так, словно никогда между ними никакого тепла не было. Тоня чувствовала, что она Колю раздражает, но и ей было в чем его упрекнуть: он ни к чему не стремился и ничем не интересовался. Единственное его хобби — спорт. Нет, Коля им не занимался больше, а ведь по молодости было дело — увлекался боксом. Теперь он все своё время дома проводил за телевизором, смотрел спортивный канал.
— Не пьёт и ладно, — говорила Тонина мама, когда Тоня начинала жаловаться. — Что тебе ещё надо?
Да хотя бы простого сопереживания и элементарного «как прошёл день», когда Тоня возвращалась домой. А то ведь не поинтересуется, не спросит, устала ли она, нет ли проблем в ее маленькой фирме, что у неё, в конце концов, на душе. Про то, чтобы комплимент сделать или вместе выйти куда-нибудь, Тоня вообще молчала. Только вот к Славиным по праздникам ходили и там делали вид, что все у них по-прежнему.
