Да, конечно, я была совсем не девочка, я уже успела побывать замужем два с половиной года, даже побыть мачехой. Мой бывший муж расстался с женой, точнее, она рассталась с ним и с ребенком, с четырехлетней девочкой. И он быстро, меньше чем через год нашел себе другую, для воспитания ребенка. Другой оказалась я. Ребенок меня не принял, за два года в наших отношениях мы продвинулась еле-еле, и к обоюдному счастью в семью вернулась слегка загулявшая на Западе жена и мать. Попробовала там быть и европейской женщиной, и свободной американкой, не понравилось, вернулась к родным щам, которые я варила неправильно, паленому коньяку, который я так и не научилась пить с ее брошенным мужем, длинному остекленному балкону с тридцатью семью горшками цветов, из-за которого во всей квартире было темно в любую погоду и, главное, к ребенку и рано полысевшему мужу, искавшему ее во мне и никак не находившему.
Это я сейчас, с высоты прожитых лет так легко и рационально всё раскладываю, а тогда было обидно, больно и несправедливо. И жалко прекрасных юных лет, потраченных зря. Спасибо университету и науке, я увлеклась своей темой, погрузилась с головой в проблемы структуры личностной идентичности и роли образа ближайших родственников в ней, закрылась на время от окружающего мира, что дало мне возможность легко и хорошо защититься, по-настоящему, с нужной, актуальной, невероятно интересной мне самой темой, поездить на разные конференции по России и даже за рубеж, в Финляндию, Италию и Китай, посмотреть на другие города и страны, познакомиться с людьми, почувствовать себя личностью, а не жалкой обманутой дурой, которая однажды пришла из магазина с полными сумками еды и новой игрушкой, а возле двери увидела свои вещи и записку: «Оля, извини. Будь счастлива без нас». Соседка, выглянувшая из своей двери, пояснила: «Так Ленка же приехала! Нагулялась! Ты не знала? Она вчера еще приходила на разведку. А сегодня уже заехала с вещами». А вчера еще все было нормально, и он мне ни слова не сказал, никак себя не выдал, ни намеком, ни словом, ни взглядом. Съел мой ужин, рассказал, как прошел день, поинтересовался даже, люблю ли я его (теперь я понимаю, почему, надеялся, вдруг я скажу, что нет), позволил мне уложить своего ребенка, простирнуть ей одежду, отдохнул в моих объятиях от суматошного дня, и всё это делал, зная, что завтра с вещами придет Ленка, так и не покорившая ни Европу, ни далекую и чужую Америку, поманившую ее океаном, на берегу которого можно проводить выходные, и абсолютной свободой от всего.
И восемь лет после этого, восемь долгих и быстро пролетевших лет, я была совершенно одна. Никого не встречала, как в выжженной пустыне. И мне никто не нравился, и за мной никто не ухаживал, как будто я превратилась в невидимку. Вот нет никого – и всё. Я так к этому привыкла, что почти смирилась. Одна – так одна. Все вокруг парами – временными, постоянными, официальными, тайными, а я – одна. У одноклассниц и однокурсниц по одному, а то и по второму ребенку, подружка моя лучшая, с которой мы дружили со школы, уехала в Германию и там родила подряд троих, от местного русского. Я подумывала – не попробовать ли и мне родить ребенка… Или так – не начать ли мне думать о том, что я могу родить ребенка – просто так, без любви… В этом месте наступал ожидаемый когнитивный диссонанс, а по-простому, у меня что-то перегорало в голове от несовместимости цели и способов ее достижения.
