Мама испугалась, что лазером Гуля повредила себе глаз, но сестра всего лишь саданула по коже, из-за чего под волосками бровей навсегда остался белёсый шрам.
– Сирин, – села рядом со мной сестра, когда родители вернулись с ней из поликлиники, где Гуле проверили зрение и нанесли хирургический клей на царапину, – я уродка, да? Меня никто не любит, да?
Мне было пятнадцать, и я корпел над тригонометрией.
– С ума сошла? Тебе просто завидуют!
Она вытянула у меня из-под локтя тетрадь, пока тянула, я удерживал записи нажимом грифеля – теперь решение было перечеркнуто. Рассеянно глядя в пустоту, Гуля вверх тормашками решила всю мою тригонометрию меньше, чем за минуту.
– Почему?
Я перевел взгляд с решением, над которым бился три часа, на этажерку полок, прибитых (не специально, конечно) но так, что форма их напоминала пирамиду Маслоу. Полки, сколько хватало места, были заставлены грамотами, медалями, кубками, дипломами, статуэтками и призами, которые к своим десяти годам успела завоевать и выиграть Гуля.
– Умным и талантливым всегда завидуют, – снова нехотя глянул я на пирамиду призов, на которой самая высшая полка, самая узкая из всех пустовала, ведь это место отец берег для красного диплома о высшем образовании Гули, который она получит, а то и не один, учитывая, что любые науки и дисциплины давались для нее, как азбука для профессора.
– Слушай, – отложил я учебники и посмотрел на сестру с измученным лысым лицом, поперёк лба которого был перевязан белый бинт. – В мире больше двадцати миллиардов людей. У тебя ресниц не хватит, вырывать по одной, если кто-то будет тобой недоволен, поняла? Ты настоящая, вот тут, – кивнул я не пьедестал призов и давно уже сам перестал завидовать их количеству, убрав свои скромные картонки по борьбе и плаванию.
У меня не было ее талантов, не было ее дара, все, что у меня было – это она и разбросанные под ногами цифры, о которых я научился помалкивать, но с легкостью делал подсчет всего, что меня окружает.
Быть братом, вот зачем я нужен здесь. Быть путником её планеты и оберегать от опасности. Любой. В тот момент я только думал о гипотетической угрозе Гуле от старших по школе девчонок или ребят, которые начнут ее на свиданки приглашать, а пока я представлял, как буду её защищать, она подошла к окну и посмотрела на два светила, что в любое время суток виднелись чуть выше расположения Луны.
– Это мы, – улыбнулась она, – Икоса и Эдр.
– Ты что-то про них знаешь? – встал я рядом, – вычислила траекторию их движения? Поняла, зачем они здесь?
– Они молчат, – пожала Гуля плечами, – и разума там нет.
– Значит, ты тоже слышала, как отец статью вслух читал про то, что светила соображают?
– Через две стенки слышала, – кивнула она, не сводя взгляда с таинственных объектов.
– Они… опасны? – настороженно спросил я, сам не понимая, хочу ли услышать правду.
– Все, что создает Вселенная – опасно, Сирин.
– Эти штуки тоже? Зачем нам дали их имена? Они ведь… про что-то плохое… – возмутился я. – Мы ведь с тобой не онасны!
– Уверен, – осталось ее лицо неподвижным и только глаза повернулись ко мне.
Она выдохнула теплый воздух на стекло и начертила пальцем слова: Это Мы.
– А мне нравится, что меня зовут Гульсерень-Икоса, пусть и через черточку. В математике «минус» может означать бинарное вычисление. Видишь, их двое. Как мы. Брат и сестра!
Когда сделанная ею надпись исчезла, она уставилась на свое отражение с пластырем через весь лоб. Гуля покраснела. Глаза ее стали влажными.
