В следующую минуту, он уже мчался к ней, раздирая лицо и руки об острые колючие кусты.
Так и есть. Шпана. Трое подвыпивших подростков обступили Кешу и Анжелу. Глумливо пихали Иннокентия в грудь.
– Ты кого толкнул, с***ка?
Кеша был бледен, как выплывшая из —за туч луна. Николаю даже показалось, что он слышит, как стучат его зубы.
– Ребята, вы чего? Я же извинился… Ребят, не надо…
Стремясь быстрее прекратить унижения друга, Николай возвысил голос:
– Пацаны, вам что делать нечего?
К нему обернулись. Высоченный прыщавый подросток с подчеркнутой хрипотцой осведомился:
– А это что за пидорок нарисовался? Тоже по хлебальничку хочешь?
– Да пусть катит отсюда! – Вступил в разговор другой хулиган. – Отпусти его, Серый! Видишь – калека хромой! Наверно с самоката навернулся!
Николай досадливо поморщился. Неужели его хромота так заметна? А ведь он старался не хромать.
Раздвинув хулиганов плечом, он обнял Анжелу и Кешу.
– Пойдемте, ребята.
На мгновение выпустил подростков из вида и тотчас поплатился.
– На! С***ка!
Кулак Серого врезался в лицо, ожег резкой болью.
Сам по себе удар был не сильный, но весьма неприятный. Здоровенный кулачище Серого задел одновременно и нос и верхнюю губу. Обильно пошла кровь носом.
Сознание вспыхнуло бешенной яростью. Но лишь на секунду. Спокойно, Коля, это всего лишь дети!
Он действовал расчетливо и хладнокровно. Блок! Удар! Поворот в сторону. Удар! Еще удар!
Трое хулиганов лежали у его ног и тихонько скулили. Кажется, ни кому ничего не повредил. А то могут быть проблемы.
– Коля!
Истеричный вопль Анжелы заставил его вздрогнуть. В ее глазах плескался ужас. Кровь из разбитого носа продолжала заливать рубаху и пиджак, а еще противно зудела губа. Николай дотронулся до нее. Здорово опухла. Проклятье!
Ему вдруг стало невыносимо стыдно за свой внешний вид. И так не красавец, а сейчас, наверное, похож на Квазимодо.
– Коля!
Анжела порывалась подбежать к нему, но ее не пускал Кешка.
– Да уведи ты ее отсюда! – Закричал Николай. – Уведи!
Николай отвернулся. За его спиной Кешка что-то шептал Анжеле, та всхлипывала. Потом они ушли.
Он стоял над преувеличено громко стонущими подростками и мрачно хмурился. А как хорошо начинался вечер. Он сам все испортил. Вел себя, как последний дурак! Сначала мешал Кешке читать стихи. Хотел внимание на себя обратить! Павлин хренов! Теперь вот отметелил малолеток. Боец спецназа, дерущийся с детьми! Позорник! Да еще сам по роже получил!
Прыщавый Серый встал на четвереньки и попытался уползти в кусты.
Николая охватила злость. Он с силой врезал ботинком по тощему заду и когда хулиган взвыл, ухватил за длинные сальные волосы, притянул к себе.
– Слушай, гадина! Еще раз в этом районе увижу – убью! Ты меня понял?!
– П… понял…
Отшвырнув подростка, Николай выпрямился, глубоко вздохнул и медленно побрел прочь.
* * *
Утром он недовольно разглядывал себя в зеркало. «Ну и физиономия. Краше в гроб кладут. Опухоль, наверное, еще дня три не спадет…»
Зазвонил телефон. В трубке раздался визгливый крик Кешки:
– Спишь, сволочь?! Сделал свое черное дело и спишь! Бычара отмороженный! Чеченец недостреленный! Падло тупорылое! А я думал ты друг! А ты увел мою девчонку! Гнида контуженная!
Николай опешил.
– Кешка, ты сбрендил? Это ведь ты её у меня увел!
– Ты что совсем идиот?! Я что просто так в той кафешке нарисовался?! Я за ней уже две недели ухлестываю! И тут появляешься ты! Герой херов! Кулаками помахал и все?! Баба твоя?!
