– Это нельзя! Паша, пойми, она сейчас с нами! Её душа здесь! Она здесь! Она смотрит!
– Ивар, ты бредишь! Ребята, закрывайте!
– Нет! – истерично закричал Бедрис. Вскочил на ноги, оттолкнул работников кладбища, подбежал к гробу и прижался к телу умершей женщины.
«Боже! Как ты прекрасна!»
Он целовал ее мокрое бледное личико. Лоб, губы, нос. Потом стал слизывать языком капли дождя с лица.
– Да уберите вы его! – закричал тесть. – Уберите!
Несколько человек оттащили его от гроба. Застучали молотки. При каждом ударе Ивар вздрагивал.
Он сидел под чахлой березой, раскачивался в безумном трансе и тихо подвывал. Он не смотрел, как гроб на тросах медленно опускают в глубокую яму, как засыпают землей.
На могильном кургане установили железный крест. На нем повесили фотографию миловидной белокурой женщины с большими грустными глазами. Такой он запомнит ее навсегда.
На территорию кладбища въехал полицейский микроавтобус. Остановился. Дверь плавно отъехала в сторону. Два сержанта в серых форменных комбинезонах сноровисто спрыгнули на землю, подняв фонтаны бурой грязи. На груди висели короткоствольные автоматы. Последним микроавтобус покинул высокий плотный человек в черном плаще. Он аккуратно перешагнул лужу, оглядел толпу и уверенно направился к Бедрису.
Остановился в двух шагах, негромко кашлянул.
– Какая отвратительная погода. Дождь, слякоть…
Ивар медленно поднял голову. Скользнул по незнакомцу затуманенным взглядом.
– Кто вы?
Тот сунул ему под нос удостоверение:
– Капитан Никоненко. Уголовный розыск.
На бледных губах Ивара промелькнула улыбка.
– Чем могу помочь, Виктор Павлович?
– О! как! – удивленно хмыкнул полицейский. – В глазах слезы, на лице подавленность от внезапно свалившегося несчастья, а мое имя-отчество моментом срисовали! Удивительный вы человек, господин Бедрис.
– Это профессиональное, – грустно вздохнул Ивар. – Я переводчик. Приходится много читать…
– Я знаю, кто вы, – перебил полицейский. Лицо его вдруг стало озабоченным: – Вы бы встали. Что же вы, Ивар Янисович, на сырой земле сидите? Вымокли до нитки. Ноги мокрые, брюки в грязи. Не ровен час – ревматизм какой-нибудь или радикулит заработаете. А тюремная больничка это ведь не санаторий…
Бедрис медленно поднялся.
– Что вы имеете в виду?
Никоненко взглянул на него с прищуром.
– Только то, что вы – хитрый, ловкий и расчетливый преступник. Все предусмотрели, а об одном забыли. Гляньте на свои руки – они до сих пор в крови.
Ивар взглянул на ладони, и в этот момент капитан ловко защелкнул на его запястьях стальные наручники.
Бедрис дернулся, но Никоненко сжал его плечо сильными пальцами.
– Не надо лишних телодвижений, Ивар Янисович!
Полицейский рассмеялся.
– Обожаю этот трюк. Все покупаются. Даже отпетые рецидивисты.
Лицо Бедриса перекосилось от злости:
– Вы полагаете, это смешно? Я что арестован? В чем вы меня обвиняете?
– Вы обвиняетесь в убийстве трех человек.
– Всего-то! – присвистнул Ивар. – Почему не десяти, двадцати?
– У вас же было три жены?
– Допустим. И что?
– А то, что ваша последняя жена оказалась сообразительнее первых двух. Незадолго до смерти она начала подозревать вас. Наняла частного детектива, и тот нашинковал вашу квартиру жучками и камерами, как хороший пекарь булку изюмом. Все ваше преступление от начала до конца записано на видео.
Ивар презрительно сплюнул на землю.
– Веселое, должно быть, кино. Я, как мавр Отелло, душу свою Дездемону. А я случайно не попросил ее помолиться перед смертью? Звук там качественный? Зрители будут рыдать.
