Я плачу работнику не более семи сиклей в год, какую бы работу он не выполнял. Тебе, как моему родственнику, я предложу восемь. Ты сможешь заниматься знакомым делом, выпасать нашу отару. Тогда мину серебра, плату за невесту, ты сможешь заработать за семь с половиной лет. Только ради Рахели, ее желания быть с тобой, я сокращу срок вашего ожидания до семи лет. В течение этого срока буду выплачивать подушный налог, который царские мушкенумы будут взыскивать с тебя. Такие условия ни у кого не смогут вызвать подозрения о чистоте ваших помыслов. Кроме того, за семь лет девочка Рахель превратится в прекрасную девушку, и вы в полной мере сможете насладиться счастьем обладания верного супруга. Я уверен, что вы пройдете все испытания на пути к заветной цели. Если ты согласен, мы поедем в город и составим договор. Ты работаешь пастухом семь лет, по истечении которых получаешь мою дочь.
«Красиво излагает. Ты раньше такое от него слышала, или от нас набрался? – Тарбит попыталась расшевелить Адат. – Я ведь говорила, что придется подождать семь лет. Работы у нас видимо-невидимо».
Все явно устали. Лаван не стал дожидаться ответа, поднялся со своего места, взял светильник. Не говоря ни слова, вздохнул и отправился к себе. Иаков с Рахелью поспешно поднялись и, возбужденно перешептываясь, поспешили во двор.
«Перехватывай управление. Сейчас самый удачный момент», – прозвучало в голове. Лия вздрогнула и сжала ладонь матери:
– Мама, проводи меня в комнату, – Лия-Адат привстала, – и я тебе все—все расскажу. Я ведь обещала.
Наконец-то родная кровать. Наконец-то можно раздеться и вытянуться во весь рост, дав покой уставшему телу. С того момента, когда затекшее от непривычной езды оно покинуло спину ослика, только сидение на жестком стуле во время ужина можно было с натяжкой назвать отдыхом. Какое это бездействие, когда приходится все время вслушиваться в происходящее, чтобы не пропустить посягательств на свои интересы. Когда приходится ловить на слове ловкачей, пытающихся обмануть неопытную девушку, приводить все новые и новые доводы. В конце концов подтверждать наличие связи с богиней. Все время в напряжении. Тяжкая пахота, иначе не назовешь.
Пусть все победы отец приписывает себе, пусть. Возможно, это даже хорошо. Было бы совсем неплохо, чтобы о Лии начали забывать. Ни к чему ей звание «колдунья», она обойдется без него. Пусть все, что происходило и произойдет, будет заслугами богов и Лавана. Серенькой мышке Лие, что подслеповатыми глазами робко поглядывает на мир, важен результат.
Лия-Адат, с наслаждением поерзала, устраиваясь поудобнее, и почувствовала на воспаленных глазах влажную тряпицу.
– Мама, – прошептала. – мама. Когда же ты успела?
– Как только увидела цветочки в твоей корзинке, сразу занялась. Лежи спокойно, дочка. Постарайся уснуть.
– Не раньше, чем расскажу тебе, как защищала свое имя. И наказывала обидчиков. Это я тоже умею, не думай. Изменилась я очень, мама. Чего только не передумала, когда в дальнем загоне пришлось помогать беспомощным. Правду говорят: «Как бы тебе ни было плохо, есть люди, которым еще хуже». Теперь не перебивай, мама. Я постараюсь рассказать тебе все, что произошло за последние дни. Но только очень коротко и без обстоятельных объяснений. И без вопросов. Прошу тебя. Снова пообещаю, что отвечу на все—все.
Лия подумала, и начала свой рассказ. О суде и приговоре, о наместнике и жрецах, об испытаниях и событиях на плоту, о том, как выбралась из воды и возвращалась в город. Как незнакомец устроил ей экзамен, и как она не только его выдержала, но и познакомилась с милым осликом Люцием. Как вернулась на место суда и доказала всем свою невиновность. О том, как догадалась, что их хотят убить, и им ночью пришлось пробираться в дом к незнакомцу. Упомянула помощь Люция, чем вызвала смешок матери. Как познакомилась с Устадом и Рабити, какими замечательными людьми они оказались. Поведала историю кормилицы, и услышала всхлипывание Адины. Потом рассказала, как боролась за то, чтобы клеветники сполна расплатились за нанесенное оскорбление. Об участке и наемниках, о Джерабе и Мароне. Голос становился все тише, язык заплетался. Лия повернулась на бок, свернулась клубочком: «Мама, все завтра мама».
