Мама со стыдом сообщила, что это у нее не первый брак.
«Тогда платье и кольцо можно взять те, что у тебя уже есть, с первой свадьбы, – обрадовался папа. – У меня тоже есть кольцо от первого брака, – сообщил он, – Но, я его тогда не носил и сейчас не буду. Буржуазные предрассудки все эти кольца».
Мама не спорила, но купила себе новое кольцо.
А через девяь месяцев после свадьбы появилась я. И романтика моментально закончилась.
Когда я родилась, папа сразу уехал на два года в командировку, а мама начала писать кандидатскую диссертацию и ездить к научному руководителю в Москву.
Бабушка относилась к командировкам отрицательно, но учебу и повышение научной степени уважала. Вследствие этого маме было дозволено защищаться себе в удовольствие, пока бабушка тащила на себе хозяйство и больного ребенка. «Если бы не война, – говорила бабушка, – если бы я не потеряла отца и мать, я бы тоже была кандидатом наук. У нас в семье дураков не было, все мои братья были врачами и журналистами – уважаемыми людьми!»
Когда мама уезжала в командировку и, на ночь глядя, шла на поезд, я всегда в дверях просила:
– Мама, сними украшения! Сорвут. А если убьют, хоть что-то на память останется.
Сережки в те времена срывали частенько, вместе с ушами, да и убивали частенько, поэтому, я не зря волновалась.
Вообще, волноваться в нашей семье считалось основным проявлением любви, по-другому любовь друг к другу мы никак не демонстрировали. Только папа у нас отказывался волноваться, поэтому считался бесчувственным. С утра мама звонила из автомата и докладывала, что добралась, так как все понимали, бабушка ожидая звонка, ночь провела на карвалоле. Волноваться было принято заранее. Чтобы к моменту звонка, который происходил строго вовремя, уже иметь предпосылки сердечного приступа.
Однако все командировки рано или поздно заканчивались, все билеты «туда» неминуемо превращались в билеты «обратно», и дома родителей встречали два инвалида – мы с бабушкой, а также мой заяц, бабушкина пропавшая молодость и сломанная жизнь, вырванные зубы и вырванные двери. Родители начинали спешно планировать новые командировки.
Неизбежность
Когда мне исполнилось шесть лет, слово «школа» впервые прозвучало на кухне, за закрытой дверью, применительно ко мне. Меня это страшно встревожило. Это означало перемены.
Но на следующий день и потом тоже ничего не произошло, и я немного успокоилась. Бабушкина голова была занята не только мной, но и другими немаловажными вещами.
У бабушки в то время появилась новая страсть – криминальная хроника. Она шла по всем каналам, и бабушка так подгадывала, чтобы смотреть ее весь день без перерыва, ничего не упуская.
«Расчленил, сварил, закопал», – как мантру повторяла бабушка.
– Воот, Жанна, – трясла она пальцем у мамы перед носом, – бегай-бегай вечерами темными дворами, на днях Валю с нашего этажа в нашем же лифте чуть не изнасиловали, а ты мать доводишь.
– Бабушка, а что такое изнасиловали? – интересовалась я.
– Ну, избили, – увиливала бабушка.
– А что значит «чуть не изнасиловали»? – не отставала я.
Я чувствовала, что за этим «чуть» что-то кроется.
Бабушка страшно взбесилась, поняв, что я загнала ее в угол.
– Лена, еж твою мать, спроси, эту корову, твою маму. Почему бабушка, инвалид второй группы должна перед тобой отчитываться?
Бабушка не хотела брать на себя ответственность за рассказ ребенку про ЭТО. Но в перестроечном мире, в окружении фильмов, сериалов и криминальной хроники, которую мы смотрели все свободное время, утаить эту информацию не представлялось возможным. К тому же впереди маячила школа и свирепый, жестокий мир взрослых.
