А теперь, получается, к кривлянью на полу (как называла это бабушка) предполагалось присоединиться и мне. Бабушка тяжело вздохнула. Новая напасть.
Семья решила к школе привести меня в божеский вид.
Особенно рьяно за дело взялся папа. Он вообще любил делать из меня человека при каждом удобном случае. Оплеухи летели как перелетные птицы в августе. Человека папа хотел воспитывать не абы какого, а именно с большой буквы. Потому что, без деланья человеком, по словам папы, я была: «Пока что, – так, просто заготовка».
Для того, чтобы как следует взяться за мое здоровье, семье пришлось пойти на временное перемирие.
Приняли решение делать ежедневно:
1) утром – комплекс упражнений – на бабушке – по будням, на папе – по выходным.
2) перед сном – массаж – на папе.
3) бассейн – по четвергам – на бабушке.
Бассейн назывался «Морженок». Я плавала там с досочкой, бабушка меня сушила и везла обратно, на метро и домой. Ездить приходилось аж на Васильевский Остров. Через весь город. Бабушке все это давалось особенно тяжело, не потому, что на ней оказалось больше всего обязанностей, а еще и потому, что в спорт она не верила, а всех спортсменов считала дураками и бездельниками. Особенно тех, кто дома кривляется на коврике, (даже не спортсмен, а туда же). Но ради моего светлого будущего, она пошла и на это.
Еще мы с бабушкой стали много ходить пешком, красную сидячую коляску, с которой я так подружилась, наконец-то кому-то отдали. В очередях на получение продуктов по талонам бабушке стало не так легко доказывать всем, что я ребенок-инвалид и прорываться вперед. Но самостоятельная ходьба того стоила.
Я старалась не думать о школе, но она уже входила в мою жизнь, как предстоящая неизбежность.
Настоящий крокодил
Одним из симптомов моего безумия был страх перед мужским полом. В свете маячившей в недалеком будущем школы эта фобия пугала моих родителей больше всего остального.
Началось все с того, что когда папа вернулся домой после двухлетнего отсутствия на испытаниях сверх-секретной подлодки, я его не узнала. В целом, это было не удивительно, я не рассмотрела его как следует в роддоме, когда он задавал всем вопросы о моей гематоме, а потом, после пары бессонных ночей, папа был срочно вызван в командировку, из которой он вернулся только через два года.
Вернувшись, папа схватил меня на руки, – я зашлась от крика. Незнакомый бородатый мужчина, не смотря на мой крик, не выпустил меня из рук. А мама и бабушка, стоявшие рядом, не бросились мне на помощь.
С тех пор, когда я видела существо мужского пола любого возраста, если мне казалось, что расстояние между нами критическое, я начинала истошно кричать.
Летом перед школой ситуация вдруг изменилась, в моем пространстве оказался шестилетний мальчик Вовочка, и я почему-то не испугалась.
Его папа дядя Миша стал в то лето новым шеф-поваром в нашем лагере «Ласточка». У нас с Вовочкой сразу нашлось много общего. Вовочка, как и я, не вписывался в свою семью. Его старшая сестра Ксюша была подарком судьбы, а Вовочка, для баланса, – наказанием. Вечно он ходил чумазый, потрепанный, такой же кудрявый, как Ксюша, но у нее кудряшки лежали идеальными локонами, как у куколки, а у Вовочки на голове красовалось воронье гнездо, в котором вечно болтались пылинки, соринки, иголки от елей и прочие лишние предметы.
– Вова, выбей нос! – надрывалась Вовочкина мама, тетя Люся.
