После этого уже ничего не оставалось, как дать согласие на предложение ЦК.
В конце беседы Сталин обратил внимание, что я крайне исхудал и что у меня вообще довольно болезненный вид. Действительно, выглядел я неважно, – видимо, сказалась жизнь на тогдашнем полуголодном пайке. Однако, я сказал лишь о том, что месяц назад около двух недель болел воспалением легких и лежал в постели с высокой температурой.
Тогда он предложил мне поехать в дом отдыха ЦК недалеко от Риги, на берегу Балтийского моря.
– Там хорошие условия, и ты сумеешь быстро подкрепиться. – Я согласился, тем более что после 1917 года я еще ни разу не был в отпуске. Меня тронуло проявление такой заботы со стороны Сталина. Прощаясь со мной, Сталин сказал:
– Поезжай в Нижний, можешь проинформировать членов бюро губкома о намерении ЦК отозвать тебя из Нижнего и жди решения ЦК.
<…> Решение о моем отзыве из Нижнего и назначении секретарем Юго-Восточного бюро ЦК было вынесено 2 мая 1922 года.
А.И. Микоян. В начале двадцатых.
Политиздат, М., 1975. С. 162–164, 166.
А.И. Микоян, 4–7 августа 1922 года
<…> в самых первых числах августа 1922 года, я выехал в Москву для участия в работе XII Всероссийской партийной конференции.
В конце мая 1922 года у Ленина случился первый приступ болезни. Все мы, делегаты, собравшись в Кремле, с особым волнением ждали сообщения о здоровье Владимира Ильича.
В первый же день работы конференции, 4 августа 1922 года, делегатов проинформировали, что по заключению авторитетнейших врачей, как русских, так и иностранных, здоровье и силы Владимира Ильича не только восстанавливаются, но уже, можно сказать, восстановились. Владимиру Ильичу нужен только временный отдых. Вскоре он собирается занять свой боевой пост <…>
На следующий день, на вечернем заседании, с внеочередным заявлением выступил Сталин. Он сказал: «Я имею заявить, что сегодня был вызван к товарищу Ленину и он, в ответ на приветствие конференции, уполномочил меня передать вам, что благодарит за приветствие. Он выразил надежду, что не так далек тот день, когда он вернется в наши ряды на работу».
В зале вновь разразилась буря аплодисментов. Во время конференции у меня, да и у ряда других делегатов возникло недоумение, почему Сталин, в ту пору уже Генеральный секретарь ЦК партии, держался на этой конференции так подчеркнуто скромно.
Кроме краткого внеочередного выступления – рассказа о посещении Ленина в связи с нашим приветствием, он не сделал на конференции ни одного доклада, не выступил ни по одному из обсуждавшихся вопросов.
Это не могло не броситься в глаза. Зато Зиновьев держался на конференции чрезмерно активно, изображая из себя в отсутствие Ленина как бы руководителя партии. Он, например, выступал с двумя докладами – об антисоветских партиях и о предстоящем IV конгрессе Коминтерна. Сталин, бесспорно, мог бы доложить, скажем, об антисоветских партиях ничуть не хуже его, поскольку материалов и источников информации у него было не меньше, да и знал он этот вопрос не менее глубоко.
Открыл конференцию Каменев. Казалось вполне естественным, чтобы с заключительной речью выступил Генеральный секретарь ЦК партии. Однако, председательствовавший на последнем заседании Зиновьев почему-то предоставил слово для закрытия конференции Ярославскому.
Ретивость Зиновьева я объяснил его особой жадностью ко всяким публичным выступлениям и его стремлением непомерно выпячивать свою персону – этим он уже «славился».
