— Как дела у тебя, мам? Чувствуешь себя нормально?
— Более-менее. Спина болит. В сад в выходные ездили с Вадимом, напахались, как тузики, — в её голосе звучит незавуалированный укор: — Помочь-то некому.
Я снова выглядываю за дверь. Возле стеклянного входа останавливается чёрная Ауди с логотипом «Жемчужных холмов». Это означает, что прибыли новые постояльцы и у меня есть максимум минута, чтобы договорить.
— Наверное, яблок в саду много, да?
Про яблоки мне совершенно неинтересно, как и про картошку с огурцами. Просто мама любит рассказывать про сад, а я хочу создать видимость, будто нас что-то связывает.
— Какие яблоки сейчас, Таисия, — звучит нетерпеливый вздох. — Рано. — И тут же чуть громче: — Девушка! Где у вас тут помидоры по акции? Туда я уже ходила... Там без скидки.
Из вестибюля доносится звук разъезжающихся дверей, означающий, что мне пора прощаться.
— Мам, мне нужно идти.
— Давай. Мне тоже надо ускориться. На минуту опоздаю — Валентина хай поднимет. У тебя как, нормально всё?
— Да, у меня всё хорошо.
— Ну и отлично. Тётю Галю, кстати, не забудь поздравить. В субботу у неё юбилей.
Я вешаю трубку и, натянув на лицо рабочую улыбку, выхожу на ресепшен. Как раз вовремя: клиенты, седеющий мужчина и невысокая худая женщина, достают из сумки паспорта.
После их оформления я не сразу могу вернуться к работе и замерев, разглядываю коньячную поверхность стойки. Обычно так бывает после разговора с мамой. Вроде мы теперь нормально общаемся, но на душе каждый раз остаётся странный осадок, прохладный, неуютный. Требуется немного времени, чтобы отряхнуться.
Отвлекает меня появившаяся в вестибюле фигура, а вернее то, что эта фигура кажется мне знакомой. Густая шапка тёмных волос, франтоватые брюки и толстовка с принтом мирового дизайнера. От панических воспоминаний по позвоночнику скребёт озноб. Фидель идёт на меня. Расстёгивает рубашку. Плотоядно улыбается, отпуская пошлые комплименты… Валит меня на кровать.
Хочется спрятаться за стойку, свернуться в комок, уползти, раствориться. Это я и собираюсь сделать, но оцепенение играет против меня: Фидель, будто что-то почуяв, замедляет шаг и начинает крутить головой. Наверняка он кого-то другого ищет, но результат остаётся один: находит он именно меня. Я сжимаю пальцы в кулаки — Фидель останавливается. Беру трубку, делая вид, что мне срочно требуется позвонить, — идёт в мою сторону.
— Мы непременно всё исправим, — обещаю выдуманному собеседнику. Нетвёрдой рукой вешаю трубку: дольше игнорировать пристальный взгляд из-за стойки не представляется возможным.
— Москва деревня, да? — насмешливо подаёт он голос. — Заскочил сюда по старой памяти, а тут мордашка из-за стойки торчит знакомая. Думаю, надо поздороваться.
Я заставляю себя посмотреть на него. На парня, который когда-то казался мне милым и симпатичным и с которым я даже — смешно подумать — хотела дружить, ведь он был доверенным лицом Булата. Сейчас его правильные черты лица и кривая улыбка не вызывают во мне ничего, кроме неприятия и тошноты. Я мечтаю, чтобы он поскорее ушёл и больше никогда в моей жизни не появлялся.
— Здравствуй, Фидель, — улыбкой себя не утруждаю и располагающим тоном тоже. Он едва меня не изнасиловал.
Фидель щурится. С подозрением, недобро.
— А чего это ты на работу подалась?
— Не должна была?
Теперь в его взгляде цветёт удовлетворение.
— Тоже отлучили от кормушки, значит?
