Я не спешу говорить. Сегодня я умею вкушать удовольствие. Мне нравится на него смотреть, складывать воспоминания о его лице с тем, что вижу сейчас, и радоваться, как изображения идеально встают в пазы. Чёткая, будто выведенная рукой художника, линия бровей, чёрные загнутые ресницы, щетина на щеках, сгущающаяся к подбородку. Я невольно трогаю губы языком, когда смотрю на его рот, и на удивление чувствую его вкус: тёплый, сладко-солоноватый.
— Как твои дела, Таисия?
Я улыбаюсь шире. У Булата красивый голос. От него начинает щекотать в животе.
— Хорошо. У меня всё прекрасно, правда. Ты, наверное, и сам видишь.
— Вижу.
Я смотрю на его шею в расстёгнутом воротнике рубашки. Если её коснуться, она будет горячей. Ни у кого нет такой горячей кожи. Подаюсь вперёд и глубоко вдыхаю. Жар в животе усиливается, поднимается к груди. Он безумно вкусно пахнет. Сейчас кажется, что лучшего запаха ещё не придумали.
— Что ты делаешь? — дыхание Булата ласкает мою щёку: в нём он сам и алкоголь.
— Я просто рада тебя видеть, — я придвигаюсь ближе, кончиками пальцев дотрагиваюсь до его груди, скольжу к карману рубашки. Кожу приятно покалывает: так жалит жар его тела. — Вечер сегодня замечательный, а мы с тобой друзья.
Он ничего не отвечает. Наверное, как и я, использует своё право не разговаривать.
Я перемещаю пальцы к его плечу, поглаживаю гладкую ткань рубашки, исследую до тех пор, пока не нахожу то, что искала. Неровность со взбугрившимися краями, которая когда-то могла отнять его у меня.
— Больше не болит? — шепчу, поднимая глаза. Колодцы гипнотизируют меня, утягивают на дно, маня ощутить драгоценную прохладу.
— Болит иногда.
Мне кажется, что я слышу стук его сердца, — так близко мы стоим. Гулкое эхо ударов отдаётся в грудной клетке, терпкий запах обволакивает. Необыкновенный вечер, в котором мне всё удаётся.
Но через мгновение магия рушится. Я с удивлением перевожу взгляд на своё запястье, которое нестерпимо жжёт. Это потому, что Булат его держит.
— Ты пьяна? — голос его хриплый, злой.
Я качаю головой. Ну как он мог забыть? Я вот всё о нём помню.
— Я не люблю алкоголь, — говорю с лёгким укором. — Это всего лишь один коктейль.
Его глаза исследуют моё лицо. Я ему позволяю, ведь делала тоже самое. Запястье по-прежнему пылает — он держит. Хочется попросить Булата, чтобы он никогда меня не отпускал. Слишком хорошо.
А потом всё вдруг резко начинает меняться. Звуки музыки и голосов пробиваются сквозь сотканный вакуум, и мы больше не одни. Я на дне рождения, а в зале сидит Антон, который меня ждёт. Здесь меня быть не должно.
— Я пойду, — я тяну руку из раскалённых тисков, отшагиваю. Улыбаться больше не хочется. Знакомый ноющий зуд крадётся к рёбрам, а я его боюсь. — Меня ждут друзья.
Разочарование, высотой соразмерное пятиэтажному дому, окатывает меня — Булат отпускает. Я прячу его в себе и, не попрощавшись, ухожу.
Ловлю взгляды сидящих за столами, но и им больше не улыбаюсь. Лёгкость прошла, появилась оглушённая растерянность.
— Собирался идти тебя искать, — Антон тянет меня за талию, и я охотно к нему льну, желая спрятаться в комфортное «После». Недопитый коктейль стоит на столе. Протяни руку, и веселье искрящимися брызгами вновь вольётся в меня. Но я не тяну. Хватит.
Я старательно пытаюсь включиться в беседу: слежу за губами Ани, рассказывающей о своём дне рождения, когда кто-то нырнул в бассейн с бутылкой шампанского, — и стремлюсь настроиться на руку Антона, поглаживающую моё предплечье. Сжимаю и разжимаю пальцы. Всё ещё горят.
