Она мелко закивала, насколько позволяла упёршаяся под подбородок рука, прикусила губу и незаметно подмигнула мне. Всхлипнула, зашептала:
— Можно мне... пожалуйста... можно... — и вдруг крикнула, указывая куда-то вправо, — смотри, корабль!
Мужик отвлёкся всего на миг, перевёл глаза на горизонт, чуть расслабил руку с ножом... Мне этого мига хватило, я был предупреждён и ни на что не отвлекался. Прямой, как укол шпагой, удар в переносицу, хрящи сладко подаются под костяшками, вминаясь в череп, Яна приседает и ныряет вдоль стены за мою спину, раздаётся выстрел и араб падает, забрызгивая палубу и мои джинсы кровью из продырявленной ноги, за его спиной улыбкой маньяка скалится Янина подружка с миниатюрным пистолетом:
— Добить?
— Не трать патроны, — я ногой выбил из его руки нож, отбуцнул подальше, — он и так не жилец.
Кровь продолжала хлестать, верхняя часть бедра — восхитительное место для глубокой раны. Я от души приголубил его носком кроссовка в висок, поднял за воротник обмякшее тело и потащил к краю, ногой спихнул за борт, оглянулся:
— Плохо вы их обыскали, — вздохнул, поднял нож, повертел в руках. Хороший, себе оставлю. Яна смотрела на меня, обнимала подружку, та плакала, глядя невидящими глазами на кровь на полу. Я скорчил Яне мину, указал на дверь, она кивнула и потащила подругу внутрь. Я сел на пол, уставился на два неподвижных тела в луже крови, уже успевшей пропитать белые рубашки снизу. Живы? А есть разница?
— Что у вас случилось? — Женька была довольная, даже кровь и мой тухлый вид её не смущали. Я скривился, дёрнул плечом:
— Минус одно нерусское тело и один патрон. Плюс хороший нож.
— Ага, — она посмотрела на трофей в моей руке, на брызги крови на полу, улыбнулась, — а я связалась с береговой охраной! Там сейчас уже собирают нам эскорт, минут через десять двинемся им навстречу. Только нужно этих типов получше связать, я обещала туркам хотя бы одного живого и вменяемого.
— Хорошо, — я кивнул, телом овладела долго копившаяся усталость, подняться на ноги казалось подвигом. Но я всё равно встал, стиснув зубы и слушая скрип в деревянных связках. Нужно, правда, получше обшмонать эти тела, а то девочки могли что-то пропустить. Женя погладила меня по руке, спросила:
— Ты как себя чувствуешь? Там внутри есть еда и ванная, девчонки уже передрались из-за очерёдности, но тебя пропустят.
— Классно, — я рассеянно потрепал её по голове, чмокнул в щеку, взгляд зацепился за медленно осаживающийся всё глубже и глубже ржавый корабль. Интересно, много там осталось живых? Женька проследила за моим взглядом, её лицо перекосила усмешка:
— Здесь водятся акулы, — в глазах опять полыхнул недобрый тёмный пожар, голос стал злорадным, — ты как, любишь кормить рыбок?
Меня в очередной раз продрали мурашки. Ну не женское это дело — людей убивать! Будь они хоть сто раз нелюди...
На палубу выглянула умытая и посвежевшая Яна, протянула мне бутылку воды, опустила глаза:
— А это правда, про акул?
— Чистейшая, — повернулась к ней Женя. — А кровь они чуют издалека.
— А давайте им... ну, лодку какую-нибудь оставим? Здесь должна быть. Или хоть жилеты.
Удивились мы, конечно, оба. Но когда я увидел Женькино лицо после этого вопроса, понял, что она вообще не планировала оставлять в живых никого, кроме того одного, которого пообещала береговой охране, ну или с кем она там разговаривала. Я очень живо представил, как она с невозмутимым лицом ждёт, пока ржавое страшилище не погрузится под воду, а потом открывает прицельную пальбу по виднеющимся над водой головам, бесстрастно, как в тире... Как разлетаются чернявые черепушки, а она улыбается. Стало страшно.
