Я с трудом отнял руки от лица, пытаясь проморгаться, глист продолжал держать меня на прицеле.
— Что значит «на мясо»?
— Увидишь, — он оскалился. — Тебе понравится.
Я сжимал зубы от злости, убью заразу, в фарш морду разобью, буду выжидать и прикидываться паинькой, но дождусь момента... Отвратительный, мерзкий тип — узкое лицо, прилизанные волосы, бегающие мутные глазки, зубы как у грызуна, мелкие и редкие. Сейчас крутой, два пистолета в руках и гордый взгляд, но на дне глаз всё равно трясётся медузой страх, неосознанный и липкий, он боится меня, избитого и безоружного, боится Женьки, слабой женщины, дрожащей с пистолетом у лица. Потому что она из тех, кто может и будет бороться, кто даже под прицелом думает и просчитывает, кто способен на сильные поступки. Тварь, ненавижу.
Из-за угла выехала машина, потом ещё одна с другой стороны, люди с оружием окружили нас и вывели из лимузина Женьку, посадили в серебристый джип, захлопнули двери. Жирный араб о чём-то говорил с глистом, ругался, меня держали под руки двое, третий упирал в лопатку ствол. Что же всё-таки значит «на мясо»?
Толстый что-то скомандовал моим конвоирам и ушёл к одной из машин, глист в костюме приблизил своё лицо к моему и ухмыльнулся:
— Мозги нужно развивать, а не мышцы, — перекосился ещё сильнее и выплюнул, — боец!
Локти мои крепко держали, так что я просто широко улыбнулся и со всей немалой дури пнул его в колено. С неземным наслаждением послушал полный боли вопль, получил прикладом в голову и потух.
***
Очнулся от боли, попытался протереть глаза, но понял, что руки привязаны. С трудом проморгался, рассмотрел в плывущем мареве светлую комнату и женщину в халате, сноровисто штопающую мою руку.
— Очнулся?
Голос у неё был хриплый и неприятный, но я очень порадовался, что хоть по-русски.
— Где я?
— В полной заднице, — она обрезала нитку, начала вдевать новую. — Не знаю, как тебя сюда занесло, но привыкай к мысли, что ты здесь надолго. Не шевелись.
Она обошла стол и стала шить на макушке, я сопел от боли, но послушно не двигался. Женщина опять защёлкала ножницами, вернулась в моё поле зрения и стала колдовать на столе:
— Меня Вика зовут. Лечу ваших помаленьку.
— Я Лёха. Кого «наших»?
— Бойцов. Иногда так друг друга уделывают, что неделями из койки не вылезают, судно приходится носить. Ты на чём попался?
Думать было тяжело, в глазах всё ещё плыло, но на этот вопрос я ответ знал:
— Шишку какую-то отметелил.
— Ох и дураки вы все, — Вика вздохнула, принялась обтирать пекущей мокрой ватой все мои ссадины, начиная с ног. — Не сидится вам, неймётся, здоровые думаете, крутые... лежите потом, крутые, стонете тут.
— Что это за место?
— Клуб Омара, он здесь главный воротила по нелегальным развлечениям — наркотики, девочки, бои без правил.
Меня прошиб холодный пот, горло перехватило:
— Какие девочки?
— Съёмные, какие ещё? Наши в основном, российские-белорусские, есть пара узкоглазых и чёрных, но наших больше всего. Тоже иногда приносят в таком виде, мама родная, чтоб этих уродов черти в аду так драли.
У меня кружилась голова, сознание опять попыталось отъехать... Во что мы вляпались? Боже, пусть мне это снится...
