Мы подняли сумки и зашагали дальше, малолетки куда-то испарились ещё во время драки, так что путь нам никто не преграждал. Я старательно не хромал, наступая на подвёрнутую ногу, что самое обидное — сам виноват! Неудачно повернулся, учитель хренов. Санёк, по-видимому, чувствовал себя вообще отлично, улыбается идёт, только лицо чуть разрумянилось.
— Не зацепили? — поинтересовался я.
— Один раз, — скорчил рожицу он, потёр плечо, — не сильно. А тебя?
— Два, — уязвленно буркнул я, Сашка всегда был техничнее, но я всегда упорно пытался это изменить.
— Да ладно тебе, — пихнул меня плечом он, — отбились же. Расслабься.
Я вздохнул и отогнал мрачные мысли.
***
Возле общаги заглянул в ночной магазинчик, куплю Женьке яблок, а то, если она меня сама не убьёт, то совесть замучает точно. Я хоть и прожил всю учёбу в общаге, но наглым пожирателем всего, до чего могу дотянуться, не стал. К счастью. Потому что в армии за такое били нещадно, там принято было посылками делиться самому и все почему-то честно делились.
К яблокам я, немного подумав, купил большой батон и колбасу. А что? Комплект — белки, жиры, углеводы и витамины. А сгущенку я купил просто так, без логики, захотелось.
Дверь немного повыделывалась и открылась, я на ощупь добрался до холодильника, стал тихонько выкладывать продукты. Желудок отреагировал на открывание волшебной дверцы вполне предсказуемо, я думал, от его выражения возмущения соседка проснётся. Нет, пронесло — только задышала громче. Я успокаивающе погладил пузо ладонью и пошёл за ножом. Подсветив себе открытым холодильником, косо отрезал кусок батона и сварганил огромный бутерброд, с удовольствием откусил, глядя на освещённый край Женькиной кровати. Прямо на меня смотрел сиреневый бегемот, складка ткани придавала его морде выражение наезда. Я приблизил к нему лицо и прошептал:
— Ты чё, пацан, рамсы попутал?
Со стороны подушки донёсся сдавленный фырк, девушка повернула голову в мою сторону и прошептала:
— Это кому ты только что сказал?
— Бегемоту твоему, — у меня запылало лицо, я быстрее закрыл холодильник, чтобы она, не дай бог, не заметила. В комнате потемнело, уличный фонарь обрисовывал только тёмные силуэты. Девушка хихикнула, поднялась на локте:
— А почему «пацан»?
Я угрюмо откусил ещё кусок, буркнул, понимая, что хуже уже не будет:
— А чё он, не пацан?
— Дурак, это девочка! — засмеялась она. — Она же с ресничками!
Я пожал плечами:
— Ну тогда ладно, пусть пялится. Я девочек не бью, — я стал подниматься с пола, собираясь доесть в постели, когда Женя вдруг села и потянулась за очками:
— А что ты лопаешь? — вкрадчиво поинтересовалась она.
— Бутерброд, — я сел назад на пол, ожидая выволочки за последнее яблоко, но её не последовало.
— Я тоже хочу.
— Сделать? — неожиданно предложил я, удивляясь, чего это я сегодня такой добрый.
— Ага, — улыбнулась она, лица я не видел, но по голосу было понятно. Я опять полез в холодильник, заработал ножом, вручил ей бутерброд. Не такой здоровенный, как у меня, но всё равно немаленький.
— Ого! — уважительно воскликнула она. — Спасибо.
— Да не за что, — я положил свой бутерброд, быстро разделся и сел на кровати, завернувшись в одеяло. Комнату наполнило сдвоенное чавканье, я тихо засмеялся с набитым ртом, она тоже. Я дожевал кусок, пробормотал:
