Ну а кухня – это было сильно сказано, конечно. Просто закуток с плитой, парой шкафчиков, маленьким холодильником и деревянным столом-стойкой. Здесь запросто могла бы развиться клаустрофобия. На сковороде лежало пол-яичницы со всем, что, видимо, нашлось в холодильнике: сыром, беконом, помидорами, консервированной фасолью, петрушкой и оливками. На столе-стойке обнаружились еще чашка, ложка, несколько хлебцев, поджаренных на той же сковороде, и банка малинового джема. Кофе в кофейнике на плите оказался еще горячим. Хотя Филипп сейчас бы съел и выпил что угодно, даже чипсы с растворимой бурдой. Ему самому готовила приходящая домработница, а в те дни, когда ее не было, он ходил в ближайшее кафе или заказывал доставку готовых блюд.
В углу стола лежал раскрытый ноутбук. Наверно, Алекс забыл выключить. На экране танцевали балерины в белом. Танцевали, крутились и кружились – и при этом, казалось, были готовы оторваться от земли. Филипп налил себе вторую чашку кофе, и тут входная дверь хлопнула. Он вышел посмотреть и увидел двоих бангладешцев (кажется), мужчину и женщину. Приветливо улыбнувшись, они по-хозяйски направились к книжной куче посреди комнаты.
– Нет-нет, нельзя брать!
Филипп не был уверен, что они знают английский, а сам он, конечно, не знал бангладешский. Поэтому энергично замотал головой и для верности замахал руками:
– Чужое, не надо!
Но условные бангладешцы не обратили на это внимания. Наклонившись над книгами, женщина вынула из своей широкой хозяйственной сумки несколько книг и аккуратно положила в кучу, а мужчина, наоборот, выудил из нее парочку взамен. Женщина сунула их к себе в сумку, и они, помахав Филиппу на прощание, степенно вышли.
– Ну ладно, – сказал он неуверенно, – главное, чтобы сохранялся общий баланс.
Было уже пол-одиннадцатого, и значит, к остеопату он не успевает. Что же, из-за одного пропущенного занятия проблем быть не должно.
В следующие полчаса квартиру посетили еще человек десять. Некоторые стучались, некоторые входили без стука; одни сразу брали, что хотели, другие долго бродили возле книг, выбирая; третьи просто клали в книжные горки принесенные экземпляры и молча удалялись.
Филипп надеялся только, что в целом баланс сохранялся, и следил, чтобы куча не сильно уменьшалась. Он никогда не любил вступать в конфликты, которые теоретически могли закончиться мордобитием, ведь актеру нужно беречь лицо.
Когда он стоял перед разбросанными книгами, размышляя, что нужно было всем этим людям – неужели их забанили в гугле? – в дверь вошла она.
Точнее даже не вошла, а влетела, не утруждая себя стуком.
– Мне срочно нужно пособие по…
Она недоговорила, увидев Филиппа. Молодая синеглазая женщина, похожая на Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». Со строгим светлым каре с мелированными прядями.
Такой бы в кино сниматься, а не бродить по Брентфорду – району старых доков. Филипп подумал, она сейчас скажет: «А вы кто»? Или «Где Алекс?» Или на худой конец: «Я возьму пару книг?», как говорили предыдущие посетители, но она, разувшись, сказала неожиданно:
– У вас порез на руке.
У нее был небольшой жестковатый акцент.
И как только усмотрела – на Филиппе ведь была рубашка. Он почесал запястье:
– Да, порезался вчера где-то в дороге, мы немного перебрали… Мы с Алексом коллеги, – зачем-то уточнил он.
– Надо чем-то смазать, – объявила она.
– Да тут разве найдешь.
Но она уже решительно направилась в кухонный закуток. Почти не глядя сунула руку в навесной шкафчик и вытащила пузырек с зеленой жидкостью. И, не слушая неуверенные возражения, завладела его рукой и провела по порезу на запястье мини-лопаточкой из пузырька. Немедленно защипало, и Филипп дернулся.
